Воющие псы одиночества
Шрифт:
Лиля привыкла быть одна, и потребность делиться с родителями своими переживаниями, чувствами или просто информацией о собственной жизни у нее так и не появилась. И еще Настя вспомнила, как Стасов переживал, когда выяснилось, что с его второй женой, Татьяной, Лиля куда более откровенна, чем с ним самим.
– Да, Стасову Лиля, конечно, ничего не скажет, а вот Татьяне может рассказать, - заметила она.
– Так что головы тебе так или иначе не сносить.
– А у меня и на этот случай спасательный круг припасен, - рассмеялся Юра.
– Я уже с Таней заранее все обсудил. И она мне обещала ничего Стасову не
– Почему?
– Так это ж маленький Заточный на Лилю запал, а не она на него. Она его, по-моему, даже не заметила.
– Уф-ф!
– Настя с облегчением перевела дух.
– А я уж испугалась, что там все серьезно.
– Да ты чего! Чего ты испугалась-то? Ничего с твоей Лилей не сделается, Макс - хороший парень, он ее не обидит. Тоже еще… Испугалась она… Дуэнья в джинсах. Вот вечно так: хочешь людям добро сделать, а они… Коротков с обиженным видом принялся натягивать куртку в прихожей.
– Да я не за Лильку испугалась, а за обоих Заточных.
– Это почему же?
– Потому что у Лили матушка - ой, не подарок! Ей на язычок попадешься - считай, калека. Без рук без ног останешься.
Коротков задумчиво оглядел угол прихожей, в котором стояли Настины и Лешины ботинки, и кивнул:
– Вообще-то да. Она обалденно красивая. И обалденная стерва. Значит, неделя, говоришь?
– Неделя.
– До двадцать шестого?
– уточнил он.
– До двадцать шестого. И давай молиться, солнце мое, чтобы этот странный тип до двадцать шестого никого больше не убил. Иначе я себе не прощу. И тебе тоже, - добавила на прощание Настя.
– Ну вот, это мой дом.
Элеонора Николаевна быстро прошла по квартире и включила всюду свет. Назар Захарович с любопытством огляделся.
– Не бедствуешь, Элка, - с одобрением произнес он, пройдя по всём трем комнатам и заглянув в кухню и ванную.
– Я всегда неплохо зарабатывала, - улыбнулась она, - а мои мужья еще лучше. Они были хорошими мужиками и при разводе имущество не делили. Я, честно признаться, пыталась отдать им часть, не квартиры, конечно, но хотя бы вещей, картин, денег…
– Не взяли?
– усмехнулся Бычков.
– Не взяли. Как-то так получалось, что я хотела развода, стремилась к нему, а уходили они сами, да еще к другой женщине. Потому и не брали ничего. Наверное, начинали в какой-то, момент чувствовать, что мне этот брак в тягость, искали утешения на стороне… В общем, все логично.
– Логично, - согласился Бычков.
– И все это роскошество хочет заполучить твой Петюнчик? И заплатить за это своим хорошо работающим мужским достоинством. Ты когда попросила его прийти?
– К двенадцати. Наджар, а что будет, если он не придет? Когда я ему позвонила, он как-то вроде растерялся… Не ожидал, наверное.
– Придет, - уверенно сказал он, - никуда не денется. Когда ты в последний раз обнаруживала следы его пакостей?
– Месяца два назад… Да, в, конце февраля. Засунул в дверь записку с омерзительным текстом.
– Дурак. Он же жениться на тебе хочет, а не довести до нервного срыва. Цветы надо приносить и любовные письма писать, а не пакости делать.
– Ну, в его поведении тоже
– Все равно дурак. Ты не беспокойся, он придет. Если он еще два месяца назад не отступился от своих планов, то придет. Давай пока чайку, что ли, выпьем.
Звонок в дверь раздался, когда чайник только-только закипел.
– Сиди, - строго произнес Назар Захарович, увидев, что Аля направилась к двери.
– Я сам открою. Надо сразу лишить его всех иллюзий.
Аля покорно села за стол и внутренне сжалась. Она не любила драматических сцен и истерических выяснений отношений, всегда старалась их избегать. Взгляд ее упал на металлическую планку с круглыми магнитами, к которым крепились ножи. Вон он, тот самый нож, которым она защищалась от Петра. Здесь, на этой кухне… Нет, лучше перетерпеть один раз и покончить с этим. Назар сказал, что сперва надо попробовать уладить конфликт своими силами, а если уж не получится, тогда нанимать людей, которые делают это, как он выразился, «быстро, четко и профессионально».
– А Элеонора где?
– послышался из прихожей голос Петра.
– Здесь. Но говорить с тобой буду я, - ответил Назар Захарович.
– Ты? А кто ты такой?
– А я жених Элеоноры.
При этих словах Аля едва не прыснула, но сдержалась.
– Да-да, чего ты так смотришь? Я женюсь на ней, через месяц у нас свадьба. Так это я к тому веду, что тебе надо бы перестать сюда приходить и гадить.
– Да пошел ты!
Аля услышала быстрые уверенные шаги Петра, он направлялся из прихожей в гостиную. Шагов Назара она не услышала, решила, что он остался стоять в прихожей, и очень удивилась, когда голос его раздался именно из гостиной. Надо же, как бесшумно он ходит!
– Да я-то пойду, сынок, мне нетрудно, - миролюбиво заговорил, словно зажурчал, Бычков.
– Только с тобой как быть? Все твои пакости в протоколах зафиксированы, Элеонора Николаевна с самого первого раза милицию вызывала и жалобы на тебя писала. Сперва обивку на двери порезал. Это раз. Потом дверь поджег, ее менять пришлось, это два. Слова нехорошие писал на белой стене, Элеонора Николаевна краску покупала и маляров нанимала, чтобы эту красоту убрать. Это три. Бросил с улицы камень и стекло разбил, пришлось мастеров вызывать и новое стекло вставлять. Это четыре. Коврик перед квартирой вместо туалета три раза использовал, коврики выбросили, новые купили. Это четыре плюс три уже семь получается. И чеки с квитанциями к протоколам приложены, материальный ущерб ты нанес в размере восьмидесяти пяти тысяч рублей. Платить придется, сынок. Иначе никак не получается.
– Да пошел ты, - снова выступил Петр, но на этот раз менее уверенно.
– Откуда ты насчитал восемьдесят пять тысяч?
– Так из чеков же! Элеонора Николаевна женщина состоятельная, она дешевые вещи не покупает. Дверь стальная, дорогая, коврики немецкие, тоже больших денег стоят. Так что давай, мил-друг, по-хорошему разойдемся. Или ты отваливаешь и больше никогда на горизонте не появляешься, или протоколы в дело пойдут.
– Да где они, протоколы эти?!
– вдруг взорвался Петр.
– Чего ты меня пугаешь, старый пень? Чего фуфло мне гонишь? Думаешь, я тебя испугался?