Возвращение к людям

Вольный Владимир Александрович

— Эта вода способна поднять… на ноги любого!

— Но не каждый, и не любой сможет дойти до нее, через прерии и предгорья.

Горы не безопасны, Сова слышал от людей, что здесь появляются создания, куда более жуткие, чем даже ваши оборотни…

— Тогда я не стану никому ничего говорить.

— Хао, — он выглядел довольным. — Это озеро, как та мазь, которую готовит моя жена, оно может излечить усталость. Не нужно, чтобы о нём знала вся долина. Когда ни будь, оно поможет моему брату, если раны на его теле станут напоминать о себе!

— Я понял, мой друг. Дар не станет говорить в посёлке… и везде, о том, что видели его глаза. Это будет наша тайна…

Сова кивнул. Мы вскарабкались на вершину,

на этот раз, удивительно быстро.

Во всем моем естестве был сильнейший подъем, мне хотелось кричать и прыгать. Индеец предостерегающе поднял руку, когда я намеревался перепрыгнуть с валуна на скалу:

— Мой брат увлёкся! Источник придает человеку бодрость, но не делает его серной! Ночью глаза могут обмануть, ты упадёшь и разобьёшься! Иди спокойно, и тогда твои скво не станут утром причитать над твоим телом. А

Белой Сове не придется их утешать…

Как не хотелось мне скакать и прыгать горным козлом по камням, но здравый смысл взял верх, я послушался совета Совы и стал себя вести более осмотрительно. В лагере все спали. Только Угар приподнял голову при нашем приближении. Умный пёс не стал поднимать шума, он лишь широко зевнул, показывая, что не пропустил нашего появления, и снова закрыл глаза. Сова коснулся его рукой:

— Твой чёрный приятель стоит нескольких охотников прерий. Твои скво были под надежной защитой!

— Да. Но и твои — тоже! Угар станет драться за них, как и за моих!

— Хорошо. Я верю тебе. Твой пёс очень мудр… не как собака. Что ты думаешь об этом?

— Он переродился, так же, как переродились все создания в долине, как изменились и мы сами… О таком друге я только мечтал. У меня не было настоящих друзей раньше, так, приятели… После Чёрного дня их стало гораздо больше, и первым я приобрел его, убив его мать…

— Сова понимает своего брата… У него тоже не имелось настоящих друзей, до той поры, пока он не покинул город и не стал вести ту жизнь, которая была суждена ему с рождения! А настоящий друг познается только в беде — и сейчас он считает друзьями немногих. Сова не имел случая доказать своему брату свою дружбу, но индеец всегда протянет свою руку, если Дар будет нуждаться в ней!

— Дар гордиться тем, что Сова стал его братом!

Мы пожали друг другу руки. Индеец отошёл в сторону, к тому месту, где спали обе его женщины. Я достал из мешка свою куртку, но, подумав, убрал её обратно. Ночь была тёплой — нас закрывали скалы. Было очень тихо.

Со стороны индейца послышалась тихая возня, он тоже подвергся состоянию возбуждения, и теперь делился им с Зорькой, или Диной… Один из братьев во сне зашевелился, что-то пробормотал и утих — они все лежали на одной подстилке, укрывшись одной шкурой.

Наш костёр давно погас, лишь маленькие угольки ещё продолжали тлеть, привлекая к себе моё внимание. Одно из великих чудес — огонь… Он всегда мог обогреть, защитить от врага и зверя, им можно было любоваться часами.

Так же человек мог разглядывать только море… или обнаженные тела прекрасных дев! Мои девушки лежали вместе, и я подавил в себе желание подойти и лечь с ними — они так сладко спали, обняв друг друга. Угар защищал их своим могучим телом, он слегка свернулся, и они обе оказались внутри него, как в мохнатом одеяле.

Я долго не мог уснуть — энергия, полученная в воде горного озера, била через край, требуя выхода… В первый раз мы так далеко забрались в горы, к тому же, в те места, где никогда ранее не бывали. Только одной Элине, могли были быть знакомы эти края, но она отрицательно помотала головой, ответив, что их группа никогда не спускалась в предгорья, и первая же попытка привела к трагедии…

— Я и не помню… — просто ответила она.

Мы не настаивали. Она, на самом деле, могла не запомнить этого ландшафта, практически однообразного

на длительном протяжении. Даже если им и приходилось пересекать это ущелье, что само по себе было маловероятно, то сплошные отвесные скалы, густая растительность, скрывающая видимость, делали его похожим на все другие, а ущелий и оврагов в этом массиве хватало. Заблудиться мы не боялись. Во-первых, с нами был Угар — на нюх и память пса можно было положиться. Присутствие индейца и обоих братьев, уже бывавших здесь, и вовсе делало эту проблему несерьезной. Но и без них, я смог бы вывести нас отсюда, научившись очень многому, за месяцы беспрестанных походов и сражений с дикими зверьми. Даже Сова, прошедший немало и скитавшийся по долине с самого начала, в самые страшные и голодные дни, но и он, когда я поведал ему о своём пребывании под землёй, только покачал головой… Среди жителей долины никому не пришлось перенести такого, хотя у каждого хватало ситуаций, где они балансировали между жизнью и смертью… Пёс пошевелился во сне, он поджал под себя лапы и теперь пытался их вытянуть, но ему мешали уютно устроившиеся Ната и Элина.

Угар, всё-таки, высвободился и перешёл в другое место, подальше от подружек. Элина проснулась, она открыла глаза и посмотрела на меня:

— Так тихо… Ты не спишь?

На нас падал лунный свет, освещая пространство, где мы встали лагерем.

— Не спится… Спи, солнышко! Ещё рано.

Она перебралась ко мне, Ната осталась лежать, разметавшись на шкуре.

— Дар… Я замёрзла.

— Иди к Натке, укройтесь вместе! Согреешься…

— Нет… Возьми меня к себе!

Я обнял её и прикрыл своей курткой. На самом деле было вовсе не холодно — даже здесь, где воздух был свежее и чище, чем в долине. За день солнце так прогревало землю, что, даже ложась спать, мы не заботились о том, чтобы устроить под шкуры настил из веток и листьев. Сказывалась привычка спать в самых неудобных для этого местах, а такое еще отличалось комфортом!

— Дар…

Элина поцеловала меня. Жар юного тела передался и мне, я ответил на губы девушки, ставшей мне не менее близкой, чем Ната… Она прижалась ко мне вплотную, грудь желанного существа вздрогнула под моими руками…

— Проснутся…

— Нет. Мы тихо.

Я просунул ладонь под её рубаху и нащупал маленький сосок. Глаза Элины заволокло… Она порывисто задышала и положила свою руку мне между ног. Я тихо прошептал:

— Я хочу тебя!

— Мне нельзя… — она вздохнула, покрывая поцелуями мои щёки.

У меня вырвался вздох сожаления. Одна только близость её тела сводила меня с ума! Я испытывал неземную страсть, обладая этими двумя девушками, каждая из которых могла подарить мне незабываемые минуты наслаждения, и с каждой это было не так, как с другой. Маленькая девушка умела всё и могла меня заставить захотеть её, даже если я вовсе не был настроен на близость.

Хотя, если честно, такое бывало редко — я всегда желал близости с ними!

Элина — она была иной… и, может быть, даже более страстной и чувствительной, чем Ната. От нее всегда исходил особый аромат, и я вдыхал его с наслаждением, узнавая запах её кожи в темноте. Я дарил ей, те же ласки, которые в самом начале нашей жизни, так потрясли Нату — а Элина умела их принимать! Она, становясь ещё более раскованной, не пыталась сдерживать свои эмоции, плача от радости и экстаза… Что и говорить, насколько это возбуждало меня самого! Ее нескрываемая дрожь, вскрикивания, слова любви — это так сильно заводило, что, кончив один раз, я очень быстро приходил в состояние полной готовности, снова… даже Ната, лежа рядом с нами, загоралась ее огнем и начинала ласкать свою подругу. Очень часто наши игры заканчивались лишь под утро, и мы, обессиленные и счастливые, лежали сплетенным клубком на мятых простынях, отдыхая после неистовства ночи…