Возвращение к людям
Шрифт:
Мы спустились в ущелье. Тот, кого верхний стрелок назвал Качаном, решился покинуть место засады и теперь со всех ног бежал прочь, в направлении лагеря бандитов! Ульдэ, не долго думая, кинулась ему под ноги, и здоровенный малый, каковым оказался зэк, споткнулся об нее, растянувшись во весь рост на земле. Он с руганью вскочил, выхватывая нож. Но мой меч был наготове — я отсек ему кисть руки вместе с оружием. Бандит взвыл от боли. Череп, который пустился за ним вдогонку, прикончил его, опустив на голову томагавк…
— Как ты? — спросил я, помогая девушке подняться на ноги. — Ты молодец, северная охотница…
Я похлопал ее по плечу и обнял.
— Ульдэ всегда будет ждать настоящей награды
Я смолчал, поняв, что имела в виду смуглолицая девушка. Отряд вошел в ущелье. Сова подсчитывал потери — не считая раненых, мы потеряли двоих: девушку и парня, все остальные были в строю. А враг лишился четверых. Если наши подсчеты были верны, то количество становилось примерно равными. Но только количество, а не силы. Почти тридцать мужчин клана в свалке были гораздо опаснее, чем наши — двенадцать. Женщины, если дело дойдет до рукопашной, были бы скорее помехой. Хотя в другом виде боя нельзя было сбрасывать их со счетов. Они могли оказаться незаменимы, расстреливая уголовников из луков — именно такую роль я отводил им в своем плане.
Надо было спешить. Мы встретились с Совой, как и планировали — в полдень, преодолев пустошь и предгорье в кратчайшее время. Два часа мы провозились с охраной у входа в ущелье. Скоро наступит вечер, а там и стемнеет. В темноте Сычу будет легче увести своих в горы. Чер, высланный перекрыть им путь к отступлению, не справится с ними… Я подумал о Нате и похолодел при мысли, что может предстать перед нашими глазами…
— У самого лагеря тоже могут оказаться часовые. На завале! — нарушил молчание Сова — бледный, от полученного ранения, он, тем не менее, старался не отставать и шел рядом, опираясь на чье-то копье.
— Череп! Леший!
Я отравил их вперед. Мы приближались к самому логову бандитов — их клану, где Сыч намеревался устроить свою базу, откуда бы он руководил и держал в страхе всю долину… Сова не ошибся — действительно, на завале из бревен и камней, восседали два уголовника и лениво перебрасывались шуточками, негодуя на главаря, заставляющего их сидеть на этом солнцепёке, пока другие развлекаются с девочками… Услышав это, я заскрипел зубами — Ната!
Зорька! Я заметил Черепа, ожидавшего нас возле ограждения и кивнул ему. Он подполз ко мне, коротко докладывая обстановку.
— Никто не встревожен: здесь ничего не слышали. В лагере — он чуть запнулся, но потом поднял на меня глаза. — Там слышны женщин крики…
Я чудовищным усилием заставил себя устоять на месте. На сердце легла невыносимая тяжесть…
— Снимите часовых. После, всех женщин на завал, с луками и арбалетами охранников.
Череп змеей пополз между камнями, взяв с собой Лешего. Тот оказался необычайно ловок. Вскоре они бесшумно спрыгнули на спины прохлаждавшихся парней. Охотник махнул рукой — дал сигнал, что все готово.
— Девушкам подняться на стены. По моей команде, — я внезапно осип и не узнавал своего голоса… — Выпустить стрелы залпом. Одновременно — мужчины входят внутрь. Женщинам — оставаться наверху и бить их, нещадно, стараясь не упустить не одного!
Проход был узкий. Мы стали вбегать в него по трое, образовывая сплошной строй направленных на врага, копий. Мы сделали это молча, и только когда последняя тройка присоединилась к остальным, опешившие хозяева поняли, что происходит. Я взмахнул рукой:
— Стреляйте!
Девушки пустили стрелы. Сразу несколько бандитов, с криками и стонами, попадали на землю, а остальные стали хвататься за оружие. Ошиблись в подсчетах все — их было намного больше, чем мы рассчитывали — не менее пятидесяти! Очевидно, Сыч оставлял часть людей здесь, в самом клане, и не показывал их раньше времени. Но отступать уже было поздно…
Мы ринулись в атаку. Жуткий вид Совы, молчаливая усмешка
Что-то невообразимо творилось и возле Черепа — он один, отражал натиск пятерых врагов одновременно, орудуя двумя томагавками, и, вскоре, трое из его противников валялось на земле, обливаясь кровью.
— Дар! Пригнись!
Я узнал голос Салли и ничком упал на землю. Над головой ухнула дубина -
Чуха, собственной персоной, попытался напасть на меня сзади. Он развернулся для последующего удара — стрела, со знакомым оперением и наконечником, вышибла ему глаз, пробив череп насквозь! Салли никогда не отличалась меткостью и мастерством, но на этот раз попала точно в цель.
— Ааа!
Смешалось все. Крики и плач, стоны и рев! Нас было почти в половину меньше, но бандиты, от внезапности нападения, растерялись. Осыпаемые дождем, непрерывно падающих на их головы стрел, они беспорядочно бегали по лагерю, не пытаясь сгруппироваться и оказать серьезного сопротивления.
Сказалась вся сущность уголовников, думающих, прежде всего, о своей шкуре.
И, тем не менее, их оставалось еще достаточно. Отшвырнув под ноги остальным одного из бандитов, я рвался к тому шалашу, возле которого, от парней из болот отбивался Сыч и ещё пара мордоворотов. Ударом палицы, Сова свалил перебегающего нам дорогу молодого, завизжавшёго от страха, парня, и мы врезались в их кучу, раздавая удары направо и налево. Сыч, ощущая реальную опасность, выхватил из горящего рядом костра большую головню и с воплем стал размахивать ею перед собой. Кто-то из нападавших схватился за лицо, выпустив из рук дубинку. Тотчас телохранитель главаря вогнал ему свой нож в живот и провернул там пару раз, усиливая муки охотника.
Просвистела стрела, громила с удивлением посмотрел на плечо — там торчало древко стрелы. Он взвыл и, с налившимися кровью глазами, бросился на нас.
Меня обуяла жажда убийства:
— Смерть Клану!
Рёв десятка мужских и женских глоток обрушился на лагерь.
— Смерть клану! Смерть!
Сова пропустил громилу вперед и свалил его жестоким ударом. Мы оказались с
Сычем друг перед другом. Я не стремился к честному поединку — мразь надо просто уничтожать! И поэтому, когда промелькнувшая рука Совы всадила в его живот палицу, и тот заорал, забыв про меня, я ударом ноги сломал ему колено. Он упал на землю, скрючившись как червь. Сова наступил ему на ногу, а я поставил свою на его грудь. Индеец оборонял меня от мелькавших дубин и копий врага, я же склонился над главарем и спросил, старясь удержать хладнокровие…