Возвращение
Шрифт:
– Разумна ты, боярыня. Не по годам разумна. Вот вы с Фёдором и встретились, чтобы получше друг друга узнать, верно ли?
– Государь, не гневайся за дерзость. А только я с любимым хочу жизнь прожить, детей ему рожать, стариться вместе. Можно ли с единого взгляда понять - твой это мужчина или нет? Живой ведь человек, не картинка лубочная.
– Правильно говоришь, боярыня. Хорошо же. Приходи сюда, в палаты, встречайтесь с Фёдором. И помни, брат, руки при себе держи. Редко мне такие разумницы встречаются.
И снова язык быстрее разума распорядился.
– Неуж ты, государь, испуганным овцам на хвост смотрел?
Борис на Устю посмотрел удивленно. А потом понял - и захохотал. Весело и звонко, совсем как мальчишка. Фёдор сообразил позднее, и к брату присоединился. Едва отсмеялись, болезные.
– Я тебе, боярышня, отару подарю. Полюбуешься.
– Государь, так мне их и пугать-то нечем.
Давно эти стены такого смеха не слышали. А на пороге соляными столпами стояли вдовая царица Любава и боярыня Евдокия. И глазами хлопали, как две совы.
Не видывали они такого.
Не предполагали даже.
***
– Устя, что ты царю сказала, что он отца твоего к себе пригласил?
Устя только вздохнула.
Что сказала?
Про овец мы побеседовали, маменька.
А еще...
ОН заинтересовался.
Ему впервые за долгое время весело и интересно стало, а это для него важно. Сам он говорил, что нет у него в жизни радости. В детстве была, а потом как отрезало. Заботы навалились, придавили...
Когда ушло?
Куда делось?
Да кто ж его знает... а сейчас он на миг ту радость ощутил. И еще захочет.
Фёдор тоже доволен был. Опасался он решения брата. Сказал бы государь - нельзя, так Фёдор и дернуться бы не посмел. А вот Борису никто и ничего запретить не мог. Не тот характер.
Разные братья, совсем разные.
Говорят, Борис на государя Сокола чем-то похож, но Устя точно не знала. Портретов не сохранилось, давно дело было.
Может, где в палатах, в тайнике... ей не показывали. Но что похож - говорили.
А как это матушке разъяснить? Может, и не надобно?
– Маменька, так ежели свадьба состоится, отец и к царю вхож будет. Как не поглядеть заранее? Может, отца и к месту какому приставят?
– Хорошо бы, Устяша. Чай, справится он с любой службой?
Устя пожала плечами.
ТОГДА не справился. Расслабился, проворовался, с места его погнал Фёдор. Может, и сейчас отец не справится. Очень даже запросто.
Он и на подворье-то не слишком хорошо распоряжается, как новую девку заведет, так та и начинает под ногами путаться. В дому порядка нет, а вы о приказе говорите.
– Не знаю, маменька.
Вот боярыня б точно справилась, да ей не предложат. А жаль.
– Деньги надобны. За тобой приданое не давать, а за
– Маменька, может в гости съездим к Апухтиным? Хоть на невестку поглядишь?
– Можно.
И она поглядит. И что там за невеста, и что там за беда такая, что жениться срочно надобно. Что-то не верится, что отцу что хорошее отдали.
Вроде и любила Марья ее брата. Или потом полюбила?
Или как-то еще было?
Тогда Устя даже не поинтересовалась. Она и Марью-то видела пару раз, не до того ей было. А ведь не все так легко и просто, наверное.
Смотреть надобно.
– Когда поедем, матушка?
– Через четыре дня, думаю. С батюшкой поговорю, как он скажет, так и будет.
– Да, матушка.
Как ТЫ скажешь, так он и будет. Ты ведь им тоже вертеть умеешь только редко это делаешь. Очень редко. И не ради дочери.
Может, ради сына сподобишься, боярыня?
Карета двигалась домой. Да, карета. Государь им предоставил, приказал заложить. Устя смотрела на улицы города через цветные окошки.
Сегодня она своей цели достигла.
Что будет дальше?
***
– Что в палатах было? Как было?
Устя огляделась.
Хоть и нет никого в светелке, а все ж таки...
– Илюша, в сад хочу. На воздух... устала вышивать.
На белой ткани цвели рябиновые гроздья. И снег на них.
– Устя, может, тебе в лавку сходить охота, или по городу погулять?
– тут же понял брат.
Мало ли, кто рядом окажется. Та же Аксинья. А не сестра, так холопка какая, у тех и вовсе язык без костей... укоротить бы некоторым!
– Пойдем, Илюша, погуляем. Когда родители разрешат, я рада буду.
Не успел Илья и шагу за порог сделать.
По терему боярскому такой крик понесся, такой вой, что стены задрожали. Брат с сестрой даже не переглядывались - так на крик и бросились.
Илья первый успел, у него-то рубаха длинная в ногах не путается, Устинья чуть с лестницы головой вперед не полетела, потом рукой махнула, подхватила подол - да и припустила бегом.
Успела?
А лучше б не успевала.
Верка, та самая дурная холопка, которую батюшка пригрел, корчилась на полу горницы. И вид у нее был - краше в гроб кладут!
Да что там!
Вынимают оттуда - и то краше.
Это она и выла от боли нестерпимой, неутолимой. Выла, корчилась... сейчас уже и кричать не могла, хрипела только пересохшим горлом.
А к ней никто и подойти не решался. Потому что...
С утра еще Устя ее видела - Верка была нормальной. Наглой, конечно, ну так что ж? Зато здоровой, цветущей бабой. А сейчас все лицо ее, и кажется, тело, покрывали большие гноящиеся язвы.