Возвращение
Шрифт:
Печь росская, изразцовая, а рядом с ней столик туалетный, перламутром отделанный. И уместен он тут, как седло на коровушке.
На столе набор столовый, джерманский, дорогущий, да боярыня половину не знает куда приткнуть. Вот эти щипчики для торта, а она их в орехи колотые положила. Устинья ей про то не скажет, пусть ее. А только вещи мало покупать. Надобно вкус иметь и понимание.
А вот и Мария Апухтина.
Устя ее такой и помнила. Не в мать боярышня пошла, в отца. Статная, ширококостная,
Мария смотрит на мир глазами раненого животного.
Нипочем бы Устя это раньше не заметила, не поняла. А вот поди ж ты! И дорогой летник, шитый речным жемчугом, и убор девичий – ничего не спасало. Не скрывало этой тоски.
Заныло в груди. Шевельнулся под сердцем горячий черный огонек.
Устя и сама не поняла, что с ней случилось.
Подошла к Марии, за руку ее взяла.
– Здравствуй, Машенька. Надеюсь, подружимся мы.
– Здравствуй, боярышня.
– Называй меня Устей, Машенька. А как породнимся, можешь сестрой звать.
– Хорошо, Устя.
– Вот и ладно. – Боярыня Татьяна захлопотала над столом, ровно курица, ручками замахала. – Давайте, девочки, я вам винца налью, попробуете сладенького…
Пять минут, десять, полчаса, час…
Боярыни сплетничали.
Устя молчала и слушала. Вино она даже не пригубила. Под стол выплеснула. Знает она это франконское, Истерман с Федей делился. И рассказывал, что сладкое-то оно сладкое, да есть в нем подвох. Пьется ровно водичка, а потом ноги не ходят. Перебьется Устя без такой радости.
И Мария вино не пила. Так, пригубливала для вида. Сначала боярыня Татьяна им за то пеняла, потом, после третьей рюмки, уже и внимания не обращала.
Устя до руки Марии дотронулась:
– Машенька, не вышиваешь ты?
– Бывает.
– Может, пройдемся, ноги разомнем, о вышивках поговорим?
Мария дурой не была, так что…
– Матушка, мы ненадолго.
– Куда?! – возмутилась боярыня.
Маша к ее уху наклонилась, пару слов шепнула, боярыня рукой махнула:
– А, ну идите тогда…
Устя и так знала, что боярышня сказала. До ветру им надобно. Как тут не отпустить?
Впрочем, туда они не дошли.
Устя на боярышню посмотрела строго. Научилась в монастыре, там и не так матушка-игуменья смотрела. Вроде и добрая, а как глянет – кровь в жилах стынет.
– Где мы побеседовать можем? Так, чтобы не услышали нас, не подслушали?
Мария оглянулась затравленно, но Устинья отказа не приняла:
– Я-то и здесь могу, да только у стен уши водятся. Тебе, боярышня, надобно, чтобы твои дела все холопы знали?
Ненадобно.
– Чего ты от меня хочешь, Устинья Алексеевна?
– Правды. Понятно, что мой брат не люб тебе. А кто люб?
Спрашивала Устинья наугад, да угадала верно. Мария всхлипнула, руками всплеснула.
– Откуда ты…
– Откуда ведаю? А чего тут сложного? Мир не без добрых людей. Как зовут-то его?
– А про то тебе не донесли?
– Ты рассказывай, Машенька. Не хочется ведь тебе позора?
– Боярину, отцу твоему, про все ведомо.
– А жить тебе не с боярином, жить тебе с Илюшей. Когда узнает брат, как обвели его, неуж порадуется?
Машенька разревелась:
– Порадуется, огорчится… что мне до него за дело-то?! Когда доченька моя, кровиночка моя…
– Рассказывай, Машенька. Не бойся, не враг я тебе. И брату счастья хочу. Коли отец тебя выбрал, так нам с братом только смириться остается. Ну так по-разному можно сделать. А там, где тебе хорошо будет, там и брат счастлив окажется, разве нет? Все одно ж правда выплывет. Так пусть сейчас, не после свадьбы.
Маша Устинье в плечо уткнулась, слезы потоком хлынули.
А история-то самая обыкновенная, неинтересная даже.
Созрела девица-красавица рано, фигура уж как у взрослой, а ум еще девичий. И приглянулась она одному из друзей отцовских. Она-то и не думала ничего плохого, сама не поняла, как на сеновале оказалась. Просто отказать не смогла.
Да и не ждала подвоха…
Сложно ли опытному мужчине с наивной девкой справиться? Минутное дело!
Всего пару раз и было-то! А потом живот на нос полез.
Ох, как родители орали. А Маша и сама не понимала, что с ней происходит. У нее и крови не прекращались, она думала, пополнела просто.
Мать так злобилась, что даже страшно было. Ходила к знахарке, хотела зелье у нее взять, да та сказала, что поздно уж. Ребенка оно убьет да и Марию тоже…
Рожать пришлось.
Девочка у нее получилась, Варварой названная, Варенькой… уж такая хорошая да ладная… сокровище, а не малышка.
Устя о таком и не помнила из той жизни.
Хотя…
А ведь было что-то, на самой грани памяти… вроде как Маша затяжелела, а к ней из деревни нянька приехала с малышкой. Помогать.
Куда она потом делась?
Кажется, Илья ее обратно отослал. Может, это оно?
Узнал он обо всем, сжалился, разрешил Маше дочь забрать, она к нему и прикипела. Сначала из благодарности, потом просто… Илюша – он такой. Он хороший, просто его твердой рукой вести надобно, а какая там у Маши пока рука? Ничего, Устя ей поможет.
Проверить?
– Сейчас твоя дочка где? В имении?