Возвращение
Шрифт:
– Родители сказали, что как я послушна буду и замуж выйду, они Вареньку при себе оставят, воспитают, пропасть не дадут.
Да уж, это не девство порушенное. Такое-то бабы испокон веков подделывают. И склянки с кровью прячут. А вот рожавшую от нерожавшей отличить можно. Есть признаки.
Потому и договорились родители. Потому и приданое за Марией богатое.
– Машенька, так что ж ты? Давай я с Илюшей поговорю? Пусть Вареньку к себе забирает, да и признать ее можно, почему ж нет?
– УСТЯ?!
Маша
А и то – другая б кричала, ногами топала, обвиняла ее во всем – довольно таких попреков Маша от матери наслушалась. А вот понимания не ожидала. И поддержки.
Растерялась, носом шмыгнула, Устя ее обняла.
– Когда Илюшка скажет, что его это дочь, никто и не возразит.
– Так ведь имя же! Семейное! Наследное… кровь чужая!
– Машенька, ну так девочка же! Ей род не наследовать, все одно замуж выйдет. Разве плохо?
– Х-хорошо.
– Вот и давай с Илюшей поговорим? Втроем встанем, нам и родители не возразят? Им оно тоже выгодно будет со всех сторон.
– Выгодно?
– Машенька, дочь твоя полов не протопчет, лавки не просидит. Зато ты довольна и счастлива будешь. А довольная жена – и муж счастлив. Разве нет?
– Д-да…
– И родителям твоим хорошо. Будут всем говорить, что не дотерпели вы с Илюшей до свадьбы, а как призналась ты им, так и повенчали вас. Вот сразу после Рождественского поста и обвенчают, как можно будет. Как раз и малышку привезти успеют, и Илюша все обдумает.
– Устенька…
Устя едва успела Машу подхватить – боярышня ей едва в ноги не рухнула.
– Миленькая, родная, сделай это! Век благодарна буду, век за тебя Богу молиться стану, на руках брата твоего носить буду… верните мне доченьку!
Устя обнимала несчастную, по голове гладила и чувствовала, как под сердцем горит теплом черный огонек. Правильно она все сделала. Верно.
Может, и гибели напрасной избежать удастся? Пусть живет Машенька, пусть дочку свою нянчит, Илюшке еще десяток малышей родит – и ладно будет.
Ведь не об отце малышки она печалится, не было там любви, а за ребеночка своего она горло перегрызть готова.
Может, и правда так было.
Уломала она Илюшку, тот и поддался. А Машенька его и полюбила в благодарность. Тогда Устя не заинтересовалась, ну хоть сейчас наверстает.
– Сегодня же с братом поговорю. И тебе грамотку пришлю. Коли согласится Илюша… ох! Завтра поговорю. В палатах он сегодня. Очередь его на карауле стоять.
– Хорошо, Устяша.
– Завтра, как сменится он с караула, поговорю я с ним. И тебе отпишу. Бог милостив, может, завтра к вечеру он и к отцу твоему приедет?
– Спаси тебя Бог, Устяша.
– Машенька, Бог тому помогает, кто сам рук не покладает. Вот и давай сделаем… родители решили, а жить-то вам с Илюшей. Пусть вам хорошо будет, и я
– Добрая ты…
– Не добрая я. Разумная. Подумай сама. Больше нас будет, род крепче станет. Да и вы с Илюшкой друг друга лучше поймете, стоять друг за друга станете. Мало ли что в жизни случится, а вы друг друга и поддержите, и опереться сможете. И я, ежели что, к вам со своей бедой прибегу. Не поможете, так хоть слезы вытрете. Понимаешь?
– Устя… когда получится, все для тебя сделаю.
– Сделай. Будь счастливой, Машенька. И я порадуюсь.
– Боярин, сможешь ли ты такое сделать?
Когда б сейчас кто боярина Данилу Захарьина увидел, не поверил бы себе.
Разве ж боярин это?
Бледный весь, трясется, глаза, ровно у жабы, выпучены.
– Да ты что?! Ты в уме ли?!
– Что тебя так пугает, боярин? Тебе и надо-то самую малость сделать!
– Такое? Нет, не могу я. На такое не пойду.
– Магистр сказал – должен будет.
– Ума ваш магистр лишился! Это ж верная души погибель! И не проси, и не умоляй. На такое не пойду.
И так это было сказано, проси – не проси, уговаривай – не уговаривай.
Конец.
Ну, когда так…
– Жаль, боярин. Очень жаль, что не помощник ты нам.
Данила и ахнуть не успел. Тонкий стилет ровно вошел, уверенно, аккурат между ребрами, к сердцу. Только и смог, что глазами хлопнуть, – а потом и все. Темнота накатила, вниз потянула куда-то…
Посланец Ордена равнодушно смотрел на мертвое тело.
Сейчас он уйдет. Просто не сию секунду… Стилет забрать надо, а выдернуть – кровь брызнет, надо подождать пару минут.
Вот он и подождет.
Жаль, конечно, полезный боярин был. Да не он один у Ордена есть. А отпускать? После услышанного?
Несмешно даже. Неуж сам боярин не понимал, что так оно и бывает?
Шаг, второй, третий, потом бег, а потом и с обрыва. А не кинешься, так подтолкнут тебя.
Не согласишься? Уберут.
Потому как знаешь много, разболтать можешь много, а совесть для предателя и вовсе роскошь непозволительная. Смешно даже.
Душу погублю… Если дело Ордена требует – и погубишь! И ничего страшного!
Если Магистр приказывает, слушаться надо, а не перебирать, тут могу сделать, там не могу… все ты сможешь. Вообще все.
А вот это сю-сю, му-му…
Ты не знал, куда пришел? На что соглашался?
Стилет был извлечен из раны, обтерт об одежду мертвеца и спрятан в потайной карман. Жаль его, хорошая сталь, витиеватая… [50]
50
Аналог дамасской.