Врачеватель. Олигархическая сказка
Шрифт:
За все время бурного монолога врачевателя Пал Палыч не сделал ни одного движения. Словно застыв на месте, он смотрел в окно, оперевшись обеими руками о подоконник.
– Так что, Пал Палыч, да или нет? – Круг замкнулся. Перед ним снова стоял врачеватель. – У меня, действительно, больше не осталось времени.
– Я не нуждаюсь в клерках, а посему вас не задерживаю, – не оборачиваясь, ответил ему Пал Палыч. – Если бы я знал, что моя душа умрет со мною вместе, то все равно сказал бы «нет».
Он разжал свою руку. От напряжения ладонь налилась кровью и стала красной. Аккуратно
Врачеватель исчез. Он испарился столь же быстро, как и появился. И для Пал Палыча это было очевидным. Вместе с Петровичем улетучился едва уловимый сладковатый запах плесени. Почему сладковатый? Наверное, так казалось самому Пал Палычу.
Оказавшись возле стола, он налил рюмку коньяку и выпил залпом.
– Ну что, Остроголов, приплыл? Если нечисть не блефует – знать, судьба. Ну а если так, то прятаться не стану. Да и грехи мои не сосчитать, – улыбнувшись, Пал Палыч опрокинул вторую рюмку. – Кровь на мне, а вот ее ничем не смоешь. Прав Филарет: время здесь ни при чем.
Он подошел к встроенному шкафу и достал пальто. Не торопясь надел его и, еще раз взглянув на комнату, переступил порог приемной, где его терпеливо ждала Нина Сергеевна. Их взгляды встретились.
– Не смотри ты на меня так, Нина Сергеевна. Я не голубой, а это был не Скрипченко.
– А кто это был, по-твоему? – в ее вопросе звучали глумливо-презрительные ноты.
Грузно привалившись спиной к стене, Остроголов закрыл глаза.
Нина Сергеевна встала с кресла и, внимательно посмотрев на Пал Палыча, спросила:
– Пашка, что с тобой?
– Артист, фигляр, лицедей, клоун… – глядя перед собой в одну точку, продолжил Пал Палыч. – Назови, как хочешь, но это был не человек. Как-нибудь я тебе расскажу эту историю в мельчайших подробностях. Хорошо? А чтобы тебе сегодня спокойно спалось, знай: я, моя родная, люблю только вас, милых моему сердцу баб. Как молодых, так и не очень. Понятно?
Нина Сергеевна подошла к нему. Она обхватила голову Пал Палыча руками и, прижав к груди, нежно погладила его волосы.
– Понятно, Пашка. Все мне понятно. Ты просто дьявольски устал. Вот и все. Тебе надо хорошенько выспаться.
– Ладно, прощаться не будем, – ответил он, деликатно высвобождаясь из ее объятий. – Завтра увидимся.
– А чего прощаться? Я сейчас с тобою тоже спускаюсь.
Пал Палыч, будто очнувшись, пристально посмотрел на Нину.
– В том-то и дело, Нинуля… Если можно, задержись на полчаса.
– Зачем?
– Надо принять очень важный факс из Баторинска. Если ровно через тридцать минут не придет, тогда не жди. Езжай домой.
– Хорошо, Паша, я задержусь, – спокойно ответила она. – Твоя машина во внутреннем дворе.
– Спасибо, я знаю. До завтра, – поцеловав ее, он направился к выходу.
– Пашка, подожди!
– Что, мой родной?
– Ты что, действительно, со мною прощаешься?
– Тебе показалось. Давай вечерком созвонимся. Потреплемся на разные «отвлеченные темы». Идет?
– Хорошо, договорились.
Он вышел из приемной,
– Насколько я понимаю, мужики, во время сопровождения моей драгоценной задницы вы подчиняетесь непосредственно мне.
– Не совсем так, Пал Палыч, – ответил один из телохранителей.
– Тем не менее. Спорить не будем. Считайте, что это мой приказ. Немедленно отойти от меня ровно на двадцать шагов и не приближаться до тех пор, пока я сам не сяду в машину. Так надо, ребята. Именно сегодня. Я прошу вас, – видя некоторое замешательство на непрошибаемых лицах охранников, он положил руки им на плечи. – Ну, посудите сами, что со мною может случиться в закрытом дворе нашего офиса?
Переглянувшись, они отошли на требуемое расстояние. Подойдя к двери служебного входа, которая выводила непосредственно во внутренний двор, Пал Палыч достал из кармана пиджака мобильный телефон и, отыскав в его памяти нужный номер, нажал на кнопку соединения с абонентом. В трубке послышались гудки. Пал Палыч твердо знал, что на другом конце на дисплее высвечен номер его телефона, и ни на йоту не сомневался, что в данную секунду на него смотрят и думают только о том: сказать «алло» или захлопнуть крышку мобильника. «Алло» так и не прозвучало. Автомат отключил соединение. Пал Палыч нажал повтор. После пяти-шести гудков трубку все-таки сняли.
– Здравствуй, Никита.
– Здравствуй, Паша, – после некоторой паузы ответили на том конце провода.
– Выслушай меня, Никита, и, пожалуйста, не вешай трубку.
– Слушаю тебя, Паша, – опять же не сразу услышал он в ответ слегка хрипловатый голос начальника своей службы безопасности.
– Я сейчас нахожусь у служебного входа и как только выйду во двор, сразу буду у тебя на мушке. Но ты должен дать мне слово, что не нажмешь на курок, пока я не окажусь в центре двора. Я буду один. Охрана в двадцати метрах. Можешь мне поверить, я в точности исполню, что сейчас говорю тебе, поэтому если с тобой дублер, то дай ему отбой. Не хочу, чтобы стреляли в затылок. Договорились?
В трубке молчали.
– Будем считать, что твое молчание – знак согласия. Это именно тот случай. Тебе нужно время, чтобы созвониться с помощником?
– Не нужно, Паша.
– А я знал, что ты, старый служака, хрен кому доверишь такое ответственное дело. Ты же у нас ворошиловский стрелок, и рука твоя не дрогнет в «критические дни». Знаешь, Никита, я абсолютно спокоен и отношусь к предстоящему мероприятию как-то чересчур философски. Сам не понимаю, почему. Наверное, Никита, потому, что внутри чудовищная пустота и твоя жизнь прожита без всякого смысла. А может, и от понимания, что раз уж маховик раскручен, то не сегодня, так завтра. Промажешь ты – взорвут по дороге. Но ты, уверен, не промахнешься. Поэтому пусть лучше это будет рука друга, а не какого-нибудь бесчувственного робота, которому все равно. Только помни: когда меня уберешь, немедленно беги. У тебя времени нет. Ты теперь фигура крайне нежелательная. Да ты и сам все понимаешь не хуже меня. Ну что, Митрофаныч, я пошел. Не вешай трубку.