Времена года
Шрифт:
Село лежало в долине, на берегу реки. На главной улице им встретились хмурые люди с опущенными головами. Перед воротами одного дома в грязи стояло несколько телег без лошадей. Во многих дворах плакали женщины и дети, стоя возле узлов с вещами. У конюшни мужчины запрягали лошадей. Село напоминало собой осажденный лагерь, готовящийся к эвакуации. Заметив «шкоду», люди разбегались по дворам.
Возле пожарного сарая «шкода» забуксовала, мотор немного почихал и затих. Неизвестно откуда появились две промокшие до нитки старухи в толстых полушалках.
— Не такой мы считали вашу демократию! Не такой! —
Матэ вылез из машины, ступил прямо в грязь. Осмотрелся.
Старухи скрылись в первом попавшемся дворе и через забор наблюдали за Матэ.
— Что здесь случилось? — сурово крикнул Матэ.
Начальник полиции высунул голову из окна автомобиля.
— Чувствуется, что мой лейтенант начал работать, — предположил он.
Матэ прошел на почту. Начальник почты встретил его внутри здания. Провожая Матэ по коридору, украдкой выглянул на улицу, словно хотел удостовериться, что за Матэ никто не идет. Он впервые в жизни столкнулся с опасностью. Всю ночь не спал, запас почтовых марок он спрятал в погребе, а ключ от сейфа закопал в золу. Он ждал каких-то чрезвычайных событий, но каких именно, и сам не имел ни малейшего представления. Загнав патрон в ствол пистолета, он охранял здание почты и, хотя дрожал от страха, решил ни за что не подпустить к двери ни одного человека, даже если ему придется применить оружие. В Матэ он увидел своего спасителя и очень обрадовался ему.
Матэ скользнул взглядом по слегка располневшей фигуре начальника почты, который стоял у окна и боязливо задергивал занавеску.
— Я мало что знаю, — запинаясь, ответил начальник почты на вопрос Матэ. — Утром к окошку подошел рыбак и сказал, что он пойдет к затону и затопит там свою лодку.
— А вы ему что ответили?
Начальник почты молчал, растерянно переступая с ноги на ногу, потом переспросил:
— Я?
— Что-то сказали ему, наверное?
— Действительно, что-то сказал, но что именно, сейчас не помню. Все село было похоже на растревоженный улей.
Матэ в сердцах дернул начальника почты за пиджак:
— А вы чего испугались? Уж не того ли, что партсекретаря пырнули вилами?
— Ходят слухи, что всех нас за это убийство накажут: мужчин упрячут в лагерь для интернированных, а имущество конфискуют.
— Кто распространяет такие нелепые слухи?
— Сейчас трудно сказать, кто именно, но факт остается фактом: сегодня утром во многих дворах забили поросят и телят.
— А вы молча слушаете эти сказки да держитесь за пистолет?
— А что я мог сделать? — удивленно спросил начальник почты.
— Нетрудно было додуматься.
— Я не имел права покидать почту, я приносил присягу почтовому ведомству.
— А райкома для вас разве не существует?
Начальник почты испуганно замолчал.
— Почта — учреждение очень важное, — наконец выговорил он, подобрав нужные слова. — Если почта находится в руках партии, в ее руках, считай, вся местная сеть связи...
— А в это время убивают секретаря.
Начальник почты покраснел. Взяв со стола пистолет «ТТ», он положил его во внутренний карман пальто. С той ночи, когда его подняли с постели и он позвонил, чтобы вызвать «скорую помощь», он только и ждал той минуты, когда приедет кто-нибудь из начальства,
— Все произошло совершенно неожиданно, — тихо начал начальник почты. — Примерно в половине третьего ночи кто-то пробежал по улице и прокричал, что тревога была ложной. Мол, партсекретарь нашелся, а чтобы он протрезвился, мать облила его холодной водой. Люди бросились туда. Кто-то другой крикнул, что Иштван Кун покончил жизнь самоубийством. Я, товарищ секретарь, бросить почту не мог и потому...
— Об этом вы уже говорили.
— В район о случившемся сообщил я лично.
— Если вы не рискнули пойти к людям, хоть бы крикнули им что-нибудь через окно. Ведь они у вас получают деньги, письма, к вам приходят за советом... Да что мне вам объяснять? Хотя бы попытались наставить их на ум-разум!
Через несколько минут они шли по мокрому грязному тротуару. Впереди шагал кривоногий начальник почты, ступая от страха так, что казался еще более кривоногим. Крестьяне, завидев их, прятались под навесы, откуда с любопытством наблюдали, что будет дальше. Матэ останавливался то перед одним, то перед другим домом в надежде, что вот-вот откроется дверь или окно дома и кто-нибудь позовет их, но все его ожидания были напрасны.
— Он умрет? — спросил у Матэ начальник почты, когда они проходили мимо пожарного сарая.
— Сейчас его оперируют.
— Говорят, что беднягу насквозь проткнули.
Оба немного помолчали.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Матэ.
Начальник почты так и застыл от изумления:
— Я? Какое я имею право подозревать? Я член парткома, но мне неизвестно, кто точил зуб на Иштвана.
— А у него были недоброжелатели?
— Не знаю.
— В селе Иштвана Куна уважали?
— Многие его любили. Считали порядочным человеком. Отец его работал до самой смерти здесь же, в селе.
«Если бы все эти люди пережили то, что пережил я, — думал Матэ по дороге, — они не бегали бы по селу, как кошки, не пили бы палинку, не грозили бы Иштвану Куну, не присылали бы анонимных писем мне и не будили бы по ночам, барабаня в окошко».
Снова полил холодный дождь.
Возле артезианского колодца, вырытого в конце длинной улицы, у высокого тополя, стоял худощавый мужчина с сумрачным лицом, держа на поводу крупную лошадь, покрытую попоной. Своей худобой и неуклюжестью лошадь походила на своего хозяина. Мужчина, казалось, не обращал внимания на дождь. Его голову и плечи покрывал мокрый кусок мешковины. Мужчина ждал, когда Матэ подойдет к нему ближе.
Наклонившись к Матэ, начальник почты прошептал:
— По его внешнему виду можно подумать, что у него не все дома. Ему на свете многое пришлось перенести. Во время войны он вот на этой лошади, запряженной в телегу, и приехал в наши края из Трансильвании.
Подойдя к мужчине, Матэ остановился, поздоровался. Незнакомец снял шляпу, но не проронил ни слова.
— Успокойтесь, товарищ! — как можно теплее сказал Матэ. — Мы не для того сюда приехали, чтобы интернировать вас. Как вы могли такое подумать? Подобные слухи распространяют наши враги. Мы приехали для того, чтобы разыскать преступника, который убил секретаря. Такой подлец не заслуживает пощады!