Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

Волков Тим

И я не ошибся. Юто Хаяси стоял у окна, его худощавая фигура в больничном халате казалась почти призрачной на фоне тёмного сада. Его руки были засунуты в карманы, волосы растрепались, а взгляд, как и раньше, был прикован к голым ветвям сакуры, качавшимся на ветру. Он не обернулся, но я почувствовал, что он знает о моём присутствии.

— Бессонница? — спросил я, остановившись в паре шагов, мой голос был хриплым, но дружелюбным.

Юто слегка повернул голову, его тёмные глаза с лихорадочным блеском встретились с моими. Он кивнул, уголок его губ дрогнул в слабой улыбке.

— Что-то вроде, — сказал он тихо, его голос был мягким, но с той

же глубиной, что и днём. — Ночью сад… другой. Тише. Честнее.

Я шагнул ближе, встав рядом, и посмотрел на сад. Деревья стояли голые, но их ветви, освещённые фонарями, казались живыми, как будто шептались с ветром. Я кашлянул, чувствуя, как идея «Баланса» рвётся наружу, и решил не тянуть.

— Юто, — начал я, мой голос стал твёрже, — я весь день думаю о том, что ты сделал с фруктами. Это было… как искусство. Я хочу создать ресторан. Не такой, как мои другие. Никаких деликатесов, никаких понтов. Простые ингредиенты — рис, овощи, рыба с рынка. Но каждое блюдо — идеальное, сбалансированное, как ты делаешь. Назову его «Баланс». И я хочу, чтобы ты был шеф-поваром.

Я замолчал, ожидая его реакции, чувствуя, как адреналин разгоняет кровь. Я видел этот ресторан так ясно: деревянные столы, тёплый свет, тарелки, где каждая деталь — от текстуры до вкуса — совершенна. Юто был тем, кто мог это воплотить. Но он не ответил сразу. Его взгляд вернулся к саду, и я заметил, как его пальцы в карманах сжались. Когда он заговорил, его голос был тише, почти вымученным.

— Нет, Кенджи, — сказал он, и моё имя в его устах прозвучало как точка. — Я не могу.

Я моргнул, ошеломлённый. Отказ? Я ожидал сомнений, может, вопросов, но не такого твёрдого «нет». Моя гордость, привыкшая к тому, что люди соглашаются, когда я зову, вспыхнула, но я подавил её. Юто не был обычным поваром, и я должен был понять, почему он закрывается.

— Почему? — спросил я, стараясь звучать спокойно, хотя нетерпение рвалось наружу. — Ты же сам сказал — еда честна. Ты создаёшь баланс, Юто. Я видел, как ты превратил яблоко в шедевр. Этот ресторан — твой шанс. Ты можешь показать миру, что простое может быть великим. Ты можешь создать гармонию, о которой говорил.

Он покачал головой, его глаза потемнели, и я увидел в них не просто грусть, а что-то глубже — страх, может, вину. Он шагнул назад, как будто моё предложение было ловушкой.

— Ты не понимаешь, — сказал он, его голос стал резче, но всё ещё тихим. — Я не создаю гармонию, Кенджи. Я… я разрушаю. Мой баланс… он не для мира. Он для меня. Чтобы не сойти с ума.

Я нахмурился, шагнул ближе, игнорируя боль в рёбрах, и мой голос стал напористее.

— Юто, послушай, — сказал я. — Я знаю, что у тебя есть прошлое. Все мы тащим багаж. Но я видел твой дар. Ты можешь взять морковь, рис, чёрт возьми, даже больничную кашу и сделать так, чтобы люди забыли обо всём. «Баланс» — это не просто ресторан. Это место, где ты можешь быть собой. Не разрушать, а строить. Я дам тебе всё — кухню, команду, свободу. Ты нужен мне.

Он смотрел на меня, и на миг мне показалось, что я пробился. Его глаза смягчились, пальцы разжались, но затем он отвернулся, его плечи опустились, как будто он нёс невидимый груз.

— Ты не знаешь, о чём просишь, — сказал он, его голос был почти шёпотом. — Мой баланс… он отравлен. Я не хочу, чтобы он коснулся других. Не снова.

Я открыл рот, чтобы возразить, но его последнее слово — «снова» — повисло в воздухе, как предупреждение. Он шагнул к окну, его фигура снова стала одинокой, и я понял,

что давить дальше бесполезно. Юто закрылся, как дверь, и я не знал ключа. Но я знал одно: я не сдамся. Его отказ только разжёг моё упрямство. Я найду способ вытащить его, раскрою, что он скрывает, и «Баланс» станет реальностью — с ним или без него.

— Подумай, — сказал я, мой голос был спокойным, но с лёгким напором. — Я не из тех, кто легко отступает. Спокойной ночи, Юто.

Он не ответил, его взгляд остался на саду, но я почувствовал, что мои слова задели его. Я повернулся и поплёлся обратно в палату.

* * *

Я провалился в сон, словно в тёмную воду, и мир вокруг растворился. Боль в рёбрах, жжение в забинтованной руке — всё исчезло, сменившись глубокой тишиной, которая вскоре задрожала от звуков: шипение масла на раскалённой сковороде, ритмичный стук ножа по деревянной доске, приглушённый гул голосов, как эхо далёкой толпы.

Я стоял в незнакомой кухне, непохожей на мои рестораны. Стены из потемневшего дерева, тёплый свет бумажных фонарей, а за широкими окнами — сад сакуры в полном цвету, лепестки падали, как мягкий снег, устилая землю розовым ковром. Воздух был пропитан ароматом свежесрезанных трав, земли и чего-то неуловимо сладкого, как далёкое воспоминание.

Посреди кухни стоял Юто Хаяси, его худощавые плечи чуть ссутулились, тёмные растрёпанные волосы падали на глаза. Его руки, покрытые тонкими шрамами, двигались с хирургической точностью, нарезая морковь, имбирь, лук — простые продукты, которые в его пальцах сияли, как драгоценности. Я шагнул ближе, чувствуя, как аромат окутывает меня: цитрус, земля, лёгкая острота имбиря. Юто не смотрел на меня, но его голос, мягкий и глубокий, как ночной ветер, разрезал тишину.

— Баланс, Кенджи, — сказал он, не отрываясь от работы. — Ты его ищешь, но не видишь. Еда — это не просто вкус. Это выбор. Дай мне выбирать, и я покажу тебе.

Я замер, наблюдая, как он работает. Щепотка соли, капля мёда, тонкий, почти прозрачный ломтик имбиря — он соединял их с такой уверенностью, будто писал музыку. На тарелке перед ним появилось блюдо, простое, но живое, а затем оно словно развернулось в целое меню: мисо-суп с едва уловимой кислинкой, рис с хрустящей корочкой и каплей соевого соуса, десерт из яблок и кунжута, где каждый кусочек был гармонией. Я чувствовал их вкус, не касаясь губами, — сладость, соль, тепло, свежесть, всё в идеальной пропорции. Юто повернулся, его глаза, обычно тёмные и грустные, сияли, как фонари в саду, отражая свет сакуры.

— Дай мне свободу, — сказал он, его голос стал твёрже. — Не кухню, не команду. Меню. Мои блюда. Тогда я останусь.

Я открыл рот, чтобы ответить, но кухня дрогнула, стены начали таять, лепестки сакуры закружились в вихре, утягивая меня прочь. Голос Юто эхом звал: «Мои блюда… мои…»

Я рывком проснулся, сердце колотилось, рёбра ныли, как будто кто-то врезал мне под дых. Утренний свет заливал палату, Токио за окном уже гудел, его небоскрёбы сверкали, как вызов. Я всё ещё видел ту кухню, чувствовал аромат, слышал Юто. Сон был не просто сном — он был ответом. Я понял, как уговорить его. Не деньги, не обещания кухни, а свобода. Дать ему самому составить меню для «Баланса», где каждое блюдо будет его, от первого штриха до последней крупинки соли. Это то, что ему нужно — контроль над своим даром, шанс создавать, а не разрушать, как он боится. Я улыбнулся, несмотря на боль, чувствуя, как идея оживает. Юто не сможет отказаться.