Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6
Шрифт:
Ичиро поднял бровь, скрестив руки, его взгляд стал острее, как будто он видел меня насквозь.
— Может, всё же отдохнёшь? Только из больницы, неделя дома… Дела подождут. Ты не железный. И, помнится, в отпуск собирался.
Я покачал головой, глядя через стеклянную стену на Токио, где корабли в заливе казались игрушками. Дома я чуть не свихнулся, прокручивая в голове Юто — его слова о диссонансе, его грусть, его нож, танцующий над фруктами. Тишина пентхауса была хуже боли, она давила, как бетон.
— Устал сидеть, — сказал я твёрже, возвращая взгляд к Ичиро. — Тишина хуже
Ичиро вздохнул, но кивнул, признавая моё упрямство. Он достал папку из портфеля, положил её передо мной, страницы шуршали, как обещание действия. Бумаги, графики, контракты — это была моя стихия, где я мог дышать.
— Ладно, — сказал он, садясь напротив. — Главное — покупка цеха соусов в Кавасаки. Семья Нисида, двадцать лет бизнеса, хотят на пенсию. Цех перспективный: оборудование современное, контракты с ресторанами, выручка стабильная. Цена — 300 миллионов иен, но можно сбить до 270, если надавить.
Я открыл папку, пробежал глазами отчёт: таблицы продаж, список клиентов, фото цеха — чистого, с блестящими чанами и конвейером. Свой цех мог бы дать контроль над поставками для «Жемчужины» и, возможно, для «Баланса», если я найду Юто. Идея зажглась ярче, но я подавил её, сосредоточившись на цифрах.
— Неплохо, — сказал я, постукивая пальцем по отчёту. — Подвох? Почему продают, если всё гладко? Могли бы передать детям.
Ичиро пожал плечами, его глаза сузились, как у охотника, чующего след.
— Нисида-старший болен, дети не хотят продолжать. Нюанс: контракты с клиентами истекают через полгода, нужно перезаключить. И они настаивают, чтобы ключевые технологи остались — три человека, знают рецепты и процессы.
Я кивнул, мой разум уже считал риски. Цех — актив, но я не любил сюрпризы, особенно с людьми, которых навязывают.
— Контракты — не беда, если клиенты лояльны, — сказал я, откидываясь в кресле. — Но сотрудники… не хочу, чтобы мне диктовали, кого держать. Цена — 270 реально, но ни йены сверх, пока не увижу бухгалтерские книги и не поговорю с Нисидой. Что они за люди?
Ичиро листал блокнот, его ручка скользила по бумаге.
— Нисида-старший — жёсткий, но честный. Построил цех с нуля, гордится качеством. Жена ведёт бухгалтерию, сын помогает с поставками, но больше для вида. Они хотят гарантий, что цех не превратится в бездушную фабрику. Для них это наследие.
Я хмыкнул, уголок губ дрогнул. Семейный бизнес, принципы — я знал этот тип. Нисиды будут торговаться не только за деньги, но и за душу своего дела.
— Организуй встречу, — сказал я, закрывая папку. — Хочу видеть их, говорить напрямую. Выясни, кто эти технологи и нужны ли они. Если всё чисто, берём, но без встречи не подпишу.
Ичиро кивнул, записывая, его лицо стало спокойнее, как будто работа вернула его в зону комфорта.
— Сделаю. Завтра поговорю с юристом, назначу встречу. Ещё что-то?
Я взглянул на папку, но мысли скользнули к Юто. Цех мог бы стать частью «Баланса», где соусы, сбалансированные до совершенства, дополнили бы блюда Юто. Я тряхнул головой, отгоняя видение.
— Пока всё, — сказал я, заставив себя улыбнуться. — Спасибо, что не даёшь
Ичиро усмехнулся, собрал бумаги и вышел, оставив меня с папкой и видом на Токио, где залив сверкал, как обещание. Но в глубине души пустота, оставленная Юто, шептала, что работа — лишь временное спасение.
На следующее утро мы с Ичиро подъехали к цеху в Кавасаки на рассвете. Небо было серым, воздух сырым, с привкусом соли от близкого порта. Нисида-старший настоял на встрече здесь, и я уважал это — человек, построивший бизнес, хочет показать его сердце, а не цифры в офисе.
Цех был приземистым зданием с жестяной крышей, окружённым складами и грузовиками. Внутри пахло соевым соусом, уксусом и чем-то кисловато-тёплым, как кухня, где готовят с душой. Нисида-старший, невысокий старик с морщинистым лицом и цепким взглядом, встретил нас у входа. Его седая борода топорщилась, рабочая куртка была в пятнах, как медали за годы труда. Рядом стояла его жена, худая, с аккуратным пучком, сжимавшая папку с документами, и сын, Хиро, лет тридцати, в модной рубашке, с видом человека, которому всё это неинтересно. Нисида пожал мне руку, его ладонь была шершавой, как наждачка.
— Господин Мураками, — хрипло сказал он, его голос был пропитан гордостью. — Добро пожаловать. Это моя душа. Если хочешь купить, пойми её.
Я кивнул, чувствуя его страсть, как отражение моей собственной. Я знал, что значит строить империю и защищать её.
— Покажи, — сказал я, мой тон был спокойным, но твёрдым. — Хочу видеть, что беру.
Нисида повёл нас внутрь, его шаги были уверенными, несмотря на возраст. Цех гудел: чаны из нержавейки блестели, рабочие в белых халатах мешали смеси деревянными лопатками, пар клубился, оседая на стенах. Запах ферментации — солёный, глубокий, с ноткой ореха — окутывал, как воспоминание. Нисида остановился у ряда бочек, покрытых плёнкой, и указал на них с почти религиозным трепетом.
— Наш соевый соус, — сказал он. — Ферментация — три года. Соя, пшеница, соль, вода. Дрожжи дышат, как люди. Торопить нельзя, иначе умрёт. Традиция — это терпение.
Он снял плёнку с одной бочки, и аромат ударил в ноздри — море, орех, тепло. Рабочий зачерпнул тёмную жидкость, Нисида протянул мне ложку, его глаза следили за каждым моим движением. Я попробовал: вкус был чистым, сладость растворялась в соли, баланс был совершенным, как блюдо, которое мог бы создать Юто. Я замер, воспоминание о фруктах в больнице вспыхнуло, но я подавил его.
— Впечатляет, — сказал я, возвращая ложку. — Как держите качество?
Нисида нахмурился, будто мой вопрос был оскорблением.
— Люди, — сказал он резко. — Мои технологи знают бочки, знают вкус. Без них цех — просто железо. Хочу, чтобы они остались.
Ичиро кашлянул, записывая, его взгляд метнулся ко мне. Госпожа Нисида сжала папку крепче, её губы дрогнули, а Хиро закатил глаза, уткнувшись в телефон. Семья была единой, но с трещинами, которые я уловил сразу. Я кивнул, но моё внимание переместилось к конвейеру, где бутылки маринадов двигались по ленте, звеня стеклом. Всё выглядело чисто, но что-то в поведении Хиро насторожило.