Время от времени
Шрифт:
– А какая скидка за ее лицо? – визгливо крикнула жена торговца рыбой.
– Уже включено в ставку, госпожа. Нешто вы заинтересованы жениться на ней сами? – Филип сделал непристойный жест, и толпа загоготала.
Хестер порадовалась, что муж заставил Эбби остаться дома. Очевидно, Томас Гриффин передумал, и если вдуматься, отчего б ему и не передумать? Он респектабельный негоциант с собственным магазином в дальнем конце площади. Купив ее, он выставил бы себя на посмешище. Миссис Уинтер не учла такую возможность в те три раза, что позволила ему взять себя за стойкой. Ну что
– Я дам крону! – вызвался вдруг кто-то.
Открыв глаза, Хестер увидела покупателя – молодого человека, самое большее лет двадцати, с кудрявыми каштановыми волосами и кривой улыбкой, показывающей кривые побуревшие зубы. Половину его лица стянуло шрамом от ожога, а уха с той стороны и вовсе не было. Зато он был широкоплеч и казался сильным и добрым.
Миссис Уинтер улыбнулась ему.
– Видел, сынок? Ты ей нравишься! – закричали из толпы.
Кто-то еще – кто именно, Хестер со своего возвышения не увидела – предложил соверен, и она внезапно подумала, как будет диковинно в конце концов угодить замуж за человека, которого и в глаза не видела.
– Как насчет этого, сынок? – обратился Филип к курчавому парню. – Можешь побить соверен?
Хестер поглядела на молодого человека с надеждой. Может, с виду он и неказист, подумала она, но у нее и у самой с лицом не все ладно, так что грех жаловаться. Этот парень неровня Томасу Гриффину ни по наружности, ни по состоятельности, но на голову выше ее мужа.
Парень поглядел на выставленную на продажу женщину печальным взором, одними губами произнеся: «Сожалею», – и она кивнула.
– Да разве это не разбивает вам сердце, люди добрые? – вопросил Филип. – Ужели никто не ссудит этого бедолагу парой-тройкой пустяковых монет, дабы помочь ему найти свою истинную любовь?
– А мы не можем решить это торгами? – встрял хромой человек со шрамом на лысине – настолько большим и настолько плохо затянувшимся, что казалось, будто он вырастил на голове колонию крохотных розовых грибов.
Хестер содрогнулась.
– Не думаю, что ты ей по душе, Грейди, – заметил Уинтер.
Толпа хранила молчание – такое уж действие голова Грейди оказывала на людей.
– А как ее сиськи? – справился крупный мужчина с сильным лицевым тиком и дырой на месте левого глаза.
– Да никак здеся сам Одноглазый Чарли Файн! – воскликнул Филип. – Что вы поделываете в городке, когда все эти каперы вон тама в порту?
– Скоро ты узнаешь, почему я тут, а не там, – заявил Чарли. – Но если сиськи этой железноголовой сучки восполнят сие богопротивное лицо, она может стоить целый песо.
Толпа изумленно загудела. Песо – испанская серебряная монета почти безупречной чистоты – для простолюдина того времени равнялась целому месяцу трудов.
Эта цена просто ошеломила Филипа Уинтера.
– Думаете приставить ее к работе в борделе? – уточнил он у Файна.
– Да, если возьму ее за песо и если сиськи ее того стоят, – подтвердил тот.
Облизнув губы, Филип поглядел на жену. Хестер отрицательно покачала головой. Уинтер же, доказывая свое умение работать на публику, вопросил:
– Кто еще
Толпа пришла в неистовство, и продавец направился к жене.
Но не успел он подойти к ней, как прогрохотал выстрел. На долю секунды все собравшиеся оцепенели, а потом бросились кто куда. Человек, пальнувший из своего пистоля в землю, выглядел, будто чокнутый пьянчужка. Его огненно-рыжие волосы были измараны навозом, а необъятные рыжие бакенбарды покрывала засохшая блевотина. Когда он заговорил, голос его был мрачен, но тверд.
Лицо Чарли Файна побелело, как плат.
– Какого дьявола вы тут делаете? – зашептал он, подойдя к Пиму.
– Отвали, Чарли! – отрезал тот. – Я уже боле не в деле, посему волен быть здесь. – А затем добавил, обращаясь к аукционеру: – Я дам тебе испанский дублон чистого золота.
Толпа вскочила на ноги – все, как один – охая и ахая. Хестер всмотрелась в лицо Пима, ища признаки коварства, и в его глаза, в поисках следов безумия.
– Сие весьма забавно, мистер… как вас будет по имени? – сказал Филип Уинтер.
– Фамилия моя Пим, так меня и кличут. Я куплю эту прекрасную женщину и буду чтить ее, как леди, каковая она и есть, ведаю.
– Ну что ж, только без обид, Пим, да только видать, что ты обычный пьянчуга без всяких средств, кроме карманного пистоля, разряжать каковой ты права не имел, – заявил Уинтер. – Кто-нибудь, утащите его отсюда!
Подняв дублон высоко над головой, бывший пират подошел к самому краю аукционной колоды. Он держал монету так, чтобы продавец мог хорошенько ее разглядеть. Дублон – ошеломительные деньги, равные шестнадцати песо, или шестнадцатимесячному жалованью рабочего человека.
– Продано! – провозгласил Филип, хватая дублон. – Я бы задержался, чтобы выпить да отпраздновать вашу покупку, да у меня неотложное дело дома. – Зайдя к Хестер сзади, он толкнул ее в седалище с такой силой, что она чуть ли не рухнула с платформы в объятья Пима.
В этот момент где-то над толпой послышался девичий голос:
– Нет!
Глава 13
Джек и Эбби Уинтер приехали в город на его лошади, чтобы девушка могла посмотреть, как будут продавать ее мать. Пока Хоули толковал с Пимом, Эбби пробралась в подворье, и теперь они вместе наблюдали унизительное зрелище, стоя у открытого окна второго этажа. Когда Пим купил Хестер, ее дочь вскрикнула, и Джек постарался утихомирить ее, пока кто-нибудь не решил позвать власти.
– Ее купил бездомный пьянчуга! – причитала мисс Уинтер. – Что будет теперь с моей мамочкой?!
– С нею все будет прекрасно, – ответил капитан.
– Что? Прекрасно? Как ты можешь быть так глуп?! Только погляди, как он там пытается толковать с ней. Должно быть, она в ужасе. Посмотри, как она отворачивает лицо от его зловонного дыхания!
Джека куда больше озаботил вопрос, что делает в городе Чарли Файн. Пока Эбби смотрела на мать, пират взглядом проследил, как Чарли идет через толпу, и увидел, как тот хватает за руку помощника мэра Шрусбери Бартона Пайка. Обнаружив, что Файн указывает на Пима, Хоули бросился к ним.