Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
Падал меченоша сажени на полторы правее Ратьши. Не задумываясь, тот, опершись ногой о неровность наледи, толкнулся вправо и успел перехватить раненого, зацепив того за оплечье. Теперь на одной руке с тяжелой ношей влезть на стену самому нечего было и думать.
– Тяните! – прохрипел Ратислав, вскинув лицо вверх.
Со стены потянули. Не так, правда, быстро, как хотелось. А стрелы продолжали лететь. Теперь только в Ратислава и раненого, подхваченного им, остальные охотники уже были на стене, укрывшись за заборолами. Кто хоть это? Он всмотрелся в запрокинувшееся бледное пятно лица. Семен… Не повезло
Пока их подтащили к гребню стены, в Ратьшу угодило еще с пяток стрел. Щит и доспех выдержали, ни одна из стрел не достала до тела. А вот Семену не повезло, еще одна стрела пробила ему кольчугу на спине: щит ее почти не прикрывал, сбился в сторону. Наверху, у самых заборол, Ратислав, собрав последние силы, вздернул тело меченоши повыше. Несколько рук подхватили его и втянули в одну из бойниц. Кто-то помог перевалить через стену и Ратьше.
Какое-то время он, усевшись на настил и прижавшись спиной к бревнам заборол, просто дышал обжигающим морозным воздухом. Отдышался, поднялся на ноги. Пригибаясь – в бойницы, посвистывая, залетали монгольские стрелы – добрался до лежащего неподалеку Семена, вокруг которого сгрудились участники вылазки и несколько воинов со стены. Растолкав зевак, склонился над недавно обретенным меченошей. Тот отходил, хрипя, брызгал изо рта пенящейся кровью и выдувал носом красные пузыри. Пальцы, ломая ногти, скребли по настилу пола, ноги выбивали пятками частую дробь. Мучился недолго. Грудь в последний раз вздыбилась, потом медленно опустилась, с хрипом выпуская воздух, пальцы на руках скрючились и замерли, ноги вроде как облегченно вытянулись.
Все. Нет больше Семена. Никому не расскажет воин о том, что заходил воевода Ратислав в покои княжны. Оттого, что пришла такая мысль, тошно стало на душе. Выпрямился Ратьша, провел рукой по лицу, словно смахивая мерзкую липкую паутину. Да, не взял бы с собой тогда Семена, наверное, жив бы тот был. А может, и хотел вот такого? Самое поганое, что, наверное, так оно и есть. Ну, может, не хотел осознанно, но где-то в глубине души…
Ладно, сделанного не воротишь. Опять же, не сегодня убили бы гридня, так завтра или послезавтра. А коль падет стольный град, так все там будут. Успокоив чуток такими рассуждениями проснувшуюся совесть, Ратислав глянул на стоящего поблизости Годеню, сказал ему:
– Отнесете павших в скудельницу. Утром попа позовите. Вроде был Семен добрым христианином.
– Сделаем, боярин, – кивнул тот.
Надо было еще что-то сказать воинам, собравшимся на стене. Не зря же затевалась вся эта вылазка, не зря погибли те, кто погиб. Говорить не хотелось, но – надо. Надо!
Ратьша кашлянул, прочищая горло. Сказал хрипловато и не слишком громко:
– Видите, можно их бить! Не о двух головах и помирают так же легко, как и все люди.
Возвысил голос так, что все, кто еще продолжал слать через бойницы стрелы, опустили луки, повернулись к нему.
– Не зря сходили за стену! Видите, полон отбили, ворогов побили едва не сотню! – Тут Ратислав, скорее всего, преувеличил, но для пользы дела можно. – Своих потеряли всего нескольких. Так вечная им слава и память!
Все, больше слова не шли. Тогда он выдернул из ножен меч, вскинул его над головой острием в темное небо, выкрикнул-выдохнул:
– Слава Перуну Громовержцу!
– Слава!
– Слава Иисусу, Сыну Божию!
– Слава! Слава! Слава!
– Пошли, – устало махнул Ратислав рукой княжичу и меченошам, когда славословия Перуну и Иисусу затихли. – Домой. Отдохнуть надо.
Двинулся по стене к ближайшей дверце, ведущей на второй ярус. Меченоши последовали за ним. Княжич Андрей тоже. Видно, хватило парнишке приключений на сегодня.
Поднявшись на второй ярус, Ратьша, сторожась, выглянул в бойницу. Булгарский отряд, преследовавший их до самого рва, уходил за надолбы. Уходили правильно, с задних рядов под прикрытием передних. Потерь несли совсем мало. Но и обстрел со стены ослаб. Видно, кто-то из начальных людей приказал поберечь стрелы.
Глава 22
Вернувшись на занятый отрядом Ратьши купеческий двор, повечеряли и сразу полегли спать. Гунчак уже спал в своей каморке. Или притворялся, что спал – шумели все же при возвращении изрядно. Так ли, иначе, но встречать не вышел. Обиделся, что не взяли на вылазку? Или в самом деле спал? Разбираться не хотелось. Бог с ним. Коль и обиделся, переживет.
Первуша улегся на одном из двух лежаков, приготовленных для него и Семена. Пока взбивал сено в лежаке, все косился на Семенов лежак. Перед тем как улечься, спросил:
– Боярин, можно уберу его завтра?
– Убери, – буркнул Ратислав.
Снова ворохнулась внутри совесть. Скрипнул зубами: не к месту и не ко времени.
«Как ворога отобьем, так будем совестью мучиться».
Вроде утихла совесть, но все равно уснул не сразу. Лежал на ложе и слушал, как гомонят за дощатой стеной княжич со своими меченошами, переживая свои приключения во время вылазки. А Первуша, чистая душа, только улегся – сразу засопел. Вскоре угомонились и юнцы за стенкой. Ратислав еще ворочался и после этого какое-то время. Но наконец усталость взяла свое, уснул и он.
Проснулись поздно, сквозь забранное слюдой оконце (богат все ж был купчина!) в Ратьшину каморку сочился неяркий свет начинающегося серого зимнего дня. Первуша, как обычно, встал раньше и уже подсуетился с завтраком. Поснедали и сразу двинулись к напольной стене города.
Ехали верхами. К утру погода не улучшилась. По небу ползли низкие свинцовые облака, сыпавшие на город и окрестности жесткую снежную крупу. Подхваченная ветром, она больно секла лицо.
Добрались до стены. Опять до Исадских ворот. Поднялись на стену, глянули наружу. И опять Ратислав был неприятно поражен, насколько много успели сделать невольники за остаток ночи и утро. Изгородь оказалась полностью готова. Никаких незаделанных прорех. Сейчас хашар был занят сооружением плоских земляных насыпей сразу за частоколом.
– Что это они делают такое? – мрачно поинтересовался Ратьша у стоящего рядом Гунчака.
– Будут на них пороки ставить, – не сразу отозвался хан. – Место им нужно совсем ровное, да и камни дальше лететь будут, если поставить пороки повыше.
– Их что ли вон там, чуть подалее, собирают?
– Их, – кивнул Гунчак. – Железные приспособы и канаты с веревками монголы с собой в обозе возят, а деревянные делают на месте.
– А вон и камни везут, – указал, протянув руку, княжич Андрей.