Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
– Сам за стену пойду, хоть простым воином, – твердо сказал он Будимиру, – а людей не дам. Здесь от них толку больше будет.
Тысяцкий недобро прищурился, но присутствовавший при этом разговоре великий князь встал на сторону Ратислава.
– Прав воевода, – сказал он. – Пускай его люди за стенами останутся. Хорошие воины в запасе нужны обязательно, как без того. А за стену пойдешь. – Это уже Ратьше. – Не простым воем, понятно. Поведешь один из отрядов, благо опыт уже есть. Какой отряд возьмешь, выбирай сам.
– Слушаюсь, княже, – поклонился Ратьша. – Только позволь
Примолк на миг, ожидая, не скажет ли Юрий чего про наследника. Князь тоже понял, для чего воевода сделал паузу, опустил глаза, катнул желваками на скулах, ответил только:
– Хорошо. Возьми. Но только его.
– Понял, княже, – еще раз поклонился Ратислав.
– Разреши и мне за стену, – встрял в разговор допущенный на совет Гунчак. – Засиделся я здесь, за стенами. Душа простора просит.
– Какой уж там простор, – хмыкнул Юрий. – Ров, надолбы, городня татарская… Не разгуляешься.
– Пускай, – мотнул головой половец. – Тошно сидеть здесь, не то пленником, не то гостем. Хочу со своими обидчиками сталью переведаться. Много они мне задолжали.
– А коль обратно перебежишь? – зыркнул из-под насупленных бровей великий князь.
– Вот и проверишь, – оскалился в белозубой улыбке Гунчак, но быстро погасил ее, ответил уже серьезно: – Не прощают предательства монголы. Хорошо, если просто спину сломают и еще живого собакам бросят. Могут шкуру содрать и пустить гулять по степи. Так что теперь я с вами до самого конца.
Юрий Ингоревич пристально посмотрел в глаза половцу. Тот взгляда не отвел, смотрел открыто, с вызовом даже.
– Добро, – кивнул великий князь. – Возьмешь его с собой, Ратьша.
Ратислав отвесил очередной поклон, слегка поморщившись: еще забота, не княжич, так половец, недавний враг. Ну да ничего не поделаешь – княжья воля.
Под свое начало Ратьша взял отряд, которому предстояло ударить по татарским порокам, нацеленным на участок стены между Ряжскими и Исадскими воротами. Еще два отряда должны были напасть на пороки, сосредоточенные непосредственно против Ряжских ворот и Исадских.
Выбирались в ров долго. Шли тайными ходами, которых было в напольной части стены всего-то шесть. Пока было можно, сидели во рве. Потом, когда стало совсем тесно, начали вылезать наверх, затаиваясь между его краем и первым рядом надолбов, стараясь ничем не шумнуть, не звякнуть, благо заметить рязанцев нынешней ночью было непросто: плотные облака продолжали надежно закрывать землю от света волчьего солнышка. С собой взяли легкие шестовые лестницы и арканы для преодоления татарского частокола. Еще несли горшки с маслом и паклю – жечь камнеметы.
Все это заняло не менее часа. Наконец отряд Ратьши изготовился для боя. Первуша по знаку воеводы трижды каркнул вороном. Справа тут же ответили таким же карканьем. Отряд слева со стороны Исадских ворот пока молчал: пока не готовы. Но вскоре отозвались и они.
– Вперед, – вполголоса приказал Ратьша.
Черными тенями, беззвучно воины полезли из рва, двинулись к ближнему ряду надолбов. До них шли плотно, не растягиваясь ни в ширину, ни в глубину. Для этого дождались, пока все выберутся
Подошли ко второму ряду надолбов. Здесь затаились. Ратьша всмотрелся в татарскую городню, прислушался. Вроде у врагов пока все спокойно – обычный шум ночного стана и возня богдийцев возле камнеметов. Факелы и жаровни горят только возле них, на частоколе огней совсем нет. А вот это странно. Странно и настораживает. Но бойся не бойся, а идти вперед все равно надо. Ну что, готовы соседние отряды к последнему рывку?
– Первуша…
Меченоша кивнул и вновь трижды каркнул вороном. Ему ответили справа и слева. Почти одновременно. Пора.
– Вперед, – снова, теперь уже шепотом, приказал Ратислав.
Зашелестели голоса десятников, повторяющих приказ. Ратьша с трудом (мешал тяжелый боевой панцирь) протиснулся между наклонными бревнами надолбов, прошел с десяток шагов вперед, чтобы дать место идущим за ним воинам, встал на колено, прикрывшись высоким пехотным щитом. Справа пристроился Первуша, тревожно всматриваясь в чернеющий впереди татарский частокол. Позади, легонько похрустывая снегом, накапливались воины, преодолевшие второй ряд надолбов.
Текли мгновения. Все больше воинов оказывались за спиной у Ратьши. Скоро можно будет начинать. И вот тут… По гребню татарского частокола начали вспыхивать факелы, в бойницах взблеснули бликами шлемы, заскрипели сгибаемые луки.
– Стрелы! Бойся! – раздались сразу в нескольких местах русского строя предостерегающие крики.
Глухо громыхнули поднимаемые щиты. Вовремя: щелканье тетив татарских луков слилось в вибрирующий гул, и в следующий миг по укрывшимся за щитами рязанцам хлестнул железный дождь. Сразу же послышались вскрики раненых. Ратьша оглянулся. Большая часть его воинов успела пройти надолбы. С той стороны их оставалось меньше сотни. Кто-то все еще пытался протиснуться, но для этого щит нужно было повернуть ребром к проходу, и воин становился открытым для стрел. Броня на таком расстоянии татарскую стрелу не держала, и все, кто пытался протиснуться между бревнами, там и остались. Остальные сомкнулись и укрылись за плотно составленными щитами, уже не делая попыток двинуться вперед.
Понятно, придется идти на приступ с теми, кто есть под рукой. И ждать нельзя: чем дольше воины будут оставаться под потоком монгольских стрел, тем меньше в них останется решимости идти в бой. И отступать не получится – побьют стрелки татарские, когда обратно меж бревен надолбов уходить будут. Так что с городни их сбивать по-любому надо.
– Лестницы, арканы готовь! – теперь уже во весь голос рявкнул Ратьша. – Щиты сбить! Вперед! Бегом!
Не враз, но люди поднялись и, ускоряя шаг, стараясь при этом держать равнение в рядах (по-другому сомкнутыми щиты не удержать), двинулись к татарской городне. Кто-то падал, пораженный стрелой, но щиты смыкались вновь, и четыре сотни рязанцев уже почти бегом понеслись к частоколу.