Всеблагое электричество
Шрифт:
— Хочешь сказать, не арестуешь его?
— Если он ответит на мои вопросы — нет.
Не знаю, поверил старый башмачник или нет, но дальше упорствовать не стал и сообщил:
— Томаш Горски по прозвищу Игла. У него частная практика на Нобель-роад.
— Врач?
— Ветеринар.
Я выспросил у татуировщика, как отыскать его коллегу, забрал сверток и, выйдя на улицу, махнул рукой Рамону:
— Поехали!
7
Нобель-роад находилась в пяти минутах езды, но еще столько же нам пришлось
Рамон на этот раз вооружился винчестером, я прихватил самозарядный карабин и пару ручных гранат. Вовсе не лишняя предосторожность, если принять во внимание возможную встречу с одним из душителей или даже их хозяином.
Зашли с заднего двора, попросту перемахнув через забор, благо сторожевой пес бесновался на прочной цепи. Едва успели повязать на лица шейные платки, как на шум выглянул какой-то паренек; Рамон попросту ткнул его прикладом под дых и затолкнул обратно в дом. Я ворвался следом, и мы пробежались по комнатам, сгоняя всех домочадцев ветеринара — излишне бдительного паренька, дебелую девицу, толстую тетку и заику-помощника — в каморку без окон и дверей. Не обращая внимания на причитания и плач женщин, заперли их там и взяли в оборот Томаша Горски, который оказался крепким дедом, морщинистым и совершенно лысым.
— Берите кассу и уходите, — предложил он, приняв нас за грабителей.
— Милейший, — улыбнулся я, поправляя темные очки, — так легко вы от нас не отделаетесь.
Ветеринар побледнел, но присутствия духа не потерял и выдвинул новое предложение:
— Если отпустите младшего, он снимет депозит. Не берите грех на душу, деньги того не стоят.
— Господин Горски, — нахмурился тогда Рамон, который стоял у окна и контролировал ворота, — ваши слова могут быть расценены как попытка подкупа должностных лиц при исполнении служебных обязанностей.
Сказанная сухим канцелярским языком фраза произвела на хозяина смешанное впечатление: перестав беспокоиться по поводу наличности, он принялся озадаченно вертеть головой, разглядывая то меня, то Рамона.
— Но вы не в форме, господа… — пролепетал Томаш.
— Работа наша не терпит огласки, — многозначительно хмыкнул крепыш.
А я улыбнулся:
— Вы так горите желанием отправиться в Ньютон-Маркт, господин Горски?
— Нет! — встрепенулся ветеринар, затем немного успокоился и заявил: — Зачем вы здесь? Я не совершал ничего предосудительного!
Я просто развернул сверток и бросил ему на колени. Дедка при виде черной кожи словно паралич разбил. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни звука, попытался встать, покачнулся, и пришлось усадить его обратно.
— Понимаете, чем вам это грозит? — участливо поинтересовался я после воистину театральной паузы.
— Я не знаю, что это! — завопил ветеринар, голос его дрожал столь сильно, что любой состав присяжных признал бы его виновным, не совещаясь и пяти минут. — Уберите
Я взял стул, уселся напротив и попросил:
— Господин Горски, просто расскажите нам обо всем.
— Но я ничего не знаю! — воскликнул дедок и сбросил с колен сверток с кожей мавра, на этот раз удачно.
Я вздохнул и предупредил:
— Вы так хотите угодить за решетку, господин Горски? Знаете, какой срок обычно назначают за антинаучную деятельность? Вы умрете в тюрьме и никогда больше не увидите близких.
Ветеринар сцепил руки и отрезал:
— Я ничего не знаю!
— Кого вы защищаете, родных? — уточнил я. — Думаете, если пойдете в тюрьму, им ничего не будет грозить? Полноте, любезный! Антинаучная деятельность! Шпионаж! Измена родине! Думаете, их это не затронет? Ошибаетесь!
— Шпион-н-наж? — заикаясь, проблеял ветеринар, и показалось, будто его вот-вот хватит удар. — Измена родине? Я ничего не знаю об этом! Я никого не предавал!
— Все так говорят, — уверил я собеседника, поднялся на ноги, навис над стариком и мрачно уставился на него с высоты своего роста. — Связь с египетской разведкой, по нынешним временам, грозит виселицей, никак не меньше. Если повезет, домочадцев сошлют на поселение, но повезет или нет — зависит только от вас.
— Я ничего не знаю! — вновь заладил дед как заведенный.
Я охлопал его карманы, вытащил связку ключей и отошел к железному ящику кассы.
— Что вы делаете? — охнул ветеринар. — Вы не имеете права!
Не обратив на этот жалкий лепет никакого внимания, я отпер замок, порылся в кассе и без особого удивления выудил из-под гроссбуха стопку египетских гиней. Пересчитал новенькие банкноты и объявил:
— Сто гиней. Сто! — потом устало поморщился и покачал головой. — Факт вашего сотрудничества с иностранной разведкой подтвержден документально, теперь только чистосердечное признание способно смягчить вашу участь.
— Будете сотрудничать, — произнес от окна Рамон, — или сгниете на каторге. Решать вам.
Ветеринар поник и глухо произнес:
— Я вряд ли смогу быть вам полезен. Мне просто заплатили за молчание.
— Рассказывайте!
— Ночью, это было позавчера, разволновались лошади. Я вышел их проверить и потерял сознание, — поведал Томаш Горски. — Очнулся в каком-то подземелье, подвале. Меня поставили перед выбором: работать на них или умереть.
— Кто?
— Мавры. Лиц я не видел.
— Сколько их было?
— Четверо. Я видел четверых.
— Делали им татуировки?
— Да.
— Всем?
— Да.
— Инструмент?
— Иглы и краски у них были свои.
После этого я попросил описать помещение, в котором пришлось работать, но ветеринар лишь твердил, что был в некоем подвале, пыльном и грязном, с подпиравшими потолок каменными колоннами и голыми стенами. Электрической проводки там не было, горели только свечи.
— На обратной дороге мне завязали глаза. Кажется, это были какие-то катакомбы. Три лестницы, помню точно.