Всеблагое электричество
Шрифт:
Я отстраненно кивнул, пытаясь нарисовать в блокноте пламенную сущность ифрита. Удивительное дело — получалась какая-то ерунда. Да еще солнце не успело толком подняться над крышами домов, и в зале сгустился мрак, а единственный горевший сейчас рожок был не в силах разогнать его, лишь порождал странные тени. Тени кривлялись и ухмылялись, в ушах звенело эхо призрачных голосов. И сухой ветерок раскаленной пустыни — от него бросало в жар.
Самовнушение? Надеюсь, что так.
— Жан-Пьер! — окликнула меня Софи. — Ты не вспомнил, о ком тебе сказала Ольга? Выйти на ее подельников —
— Не вспомнил, — ответил я, напряженно глядя в темноту.
Софи подошла и обняла меня за плечи.
— Попробуешь вспомнить?
Я ответил кривой ухмылкой.
— А разве у меня есть выбор?
В темном зале было слишком неуютно, здесь я расслабиться не мог и потому взял бутылку и попросил:
— Не уходи никуда, пока не вернусь.
Софи пообещала:
— Не уйду.
Я поднялся на чердак, выбрался на крышу и уселся у дымовой трубы. Не с восточной стороны, где вставало солнце, а на противоположном скате. Там небо только-только начинало светлеть, и кружившие над домами голуби выделялись на его фоне белыми точками. Облаков сегодня было на удивление немного, высоко-высоко вспыхивали отблески на металлической оснастке дирижаблей, стеклах гондол, стволах пулеметных установок.
Пить расхотелось. Я отставил бутылку и откинулся на черепицу, подложив руки под затылок.
Небо бескрайне. Небо всегда завораживало меня. И днем, и ночью. Оно пробуждало мой талант, заряжало силой, помогало привести в порядок мысли. Я решил положиться на него и в этот раз. Просто лежал и смотрел на кружащих голубей и белесую дымку, грузовые дирижабли и клубы дыма фабричных окраин, море крыш, далекие силуэты башен и фигурки трубочистов.
Постепенно в груди начало разгораться мягкое жжение, и, когда вдалеке пролетел аэроплан, я не стал привычно завидовать неведомому авиатору, а заставил себя с размаху, будто бросался с берега в холодную темную воду, нырнуть в воспоминания о том роковом вечере.
«Снимки? Откуда ты о них узнала?!» — «Мне сказал Виктор. Виктор Долин…»
Часть седьмая
1
Я не сорвался с места, не скатился по шаткой лесенке с чердака, не ринулся на поиски хореографа. Не сделал вообще ничего, хватило выдержки воздержаться от ненужной суеты. К тому же внутри подрагивала разбуженная талантом сила, и сначала пришлось скрутить ее в тугой комок, дабы не дать развеяться впустую и сохранить на будущее.
Кто знает, когда обстоятельства заставят изменить личину в следующий раз?
После этого я без всякой спешки спустился в бар, выставил бутылку на стойку и спокойно объявил:
— Это Долин.
Софи отложила мундштук на пепельницу и взглянула на меня поверх бокала с коньяком.
— Уверен?
— Так сказала Ольга.
— Нет! Ты уверен в своих воспоминаниях? — пояснила кузина свой вопрос.
— Вполне, — подтвердил я.
Софи хмыкнула, отпила коньяка и достала из дамской сумочки записную книжицу в кожаном переплете с золоченым обрезом страниц. Отыскав нужную строчку,
Я бешено замахал руками, привлекая к себе внимание, но вмешиваться не пришлось: Софи выслушала ответ и молча вернула трубку на рычажки.
— Виктор съехал, — сообщила она. — Адрес для корреспонденции обещал прислать после того, как устроится на новом месте.
— Проклятье! — выругался я. — Упустили!
— Узнал об убийстве Ольги и решил, что мы их раскрыли, — предположила Софи, отрешенно поболтала коньяк в бокале, но пить не стала. — Теперь он уже далеко.
— Не обязательно, — возразил я. — Ольгу уже пытались похитить, он мог сбежать, опасаясь расправы подельников, а вовсе не нас! Тогда он здесь еще появится. В любом случае сегодня навещу его отель, возможно, что-то получиться разузнать. Где он жил?
— Снимал номер в «Золотой музе». Это рядом с Императорским театром.
— Ольга ведь тоже жила там до переезда в пансион?
Софи кивнула, взяла мундштук и невесело улыбнулась.
— А я-то думала, мне улыбнулась удача, когда в клуб устроилась эта парочка! Выручка стала расти, начали сходиться концы с концами…
Я лишь вздохнул.
Утром пришел доктор, осмотрел простреленную ногу Луки и поменял повязку. Полицейское оцепление к этому времени давно сняли, лишь на перекрестке дежурил одинокий постовой. Если Бастиан Моран и разместил где-то наблюдателей от Третьего департамента, на глаза они не попадались.
Когда лекарь покинул клуб, Софи отперла сейф и предложила Луке расчет, но громила лишь покачал головой.
— Вам ведь понадобится кто-нибудь присматривать за клубом? Я могу.
Софи вопросительно взглянула на меня; я кивнул.
— Отлично! — улыбнулась кузина. — Оставлю тебе ведомость и деньги, выплатишь выходное пособие персоналу. С поставщиками я переговорю завтра сама.
— Куда-то собралась? — заинтересовался я.
— Альберт предложил провести день в Императорском театре. Потом поедем к нему.
— Прошу, будь осторожна.
Софи только посмеялась.
— Со мной все будет хорошо, — легкомысленно заявила она.
Я поморщился и поднял с пола пропущенную полицейскими пулю. Рваная и оплавленная алюминиевая рубашка скрывала под собой еще два слоя — вероятно, то были титан и железо.
С улицы прозвучал задорный гудок клаксона; я выглянул в окно и увидел красную самоходную коляску Альберта Брандта. Логотип «Стэнли» на решетке радиатора сверкал в лучах утреннего солнца позолотой.
Поэт выбрался на тротуар, стянул на шею гогглы и взбежал на крыльцо. Я отпер входную дверь, кинул пулю в кадку с пальмой и расплылся в улыбке, благодушной и насквозь фальшивой.
— Мсье Брандт! Как замечательно, что вы не забываете о нас!
— Жан-Пьер… — сухо поздоровался со мной поэт и повернулся к хозяйке клуба. — Софи, ты как всегда обворожительна!
— Ты мне бессовестно льстишь! — рассмеялась в ответ хозяйка клуба, но, удивительное дело, волнения и бессонная ночь на ее внешности и в самом деле нисколько не сказались.