Второе пришествие
Шрифт:
– С этим… – задумчиво протянул я.
Лыж для Бульвума, естественно, никто не брал. Сама идея поставить на них пришельца выглядела смехотворно. Пешком же он вообще будет как гиря на ногах – по сугробам ходит медленно и неуклюже. Поэтому оставалось единственное.
– Посажу его себе на спину, – ответил я Кирюхе. – Сменишь, когда устану, лады?
Парень кивнул.
Бульвум оказался не слишком тяжелым. Я взвалил его на хребет, просунув тонкие ноги у себя под мышками через лямки вещмешка. Они болтались у меня по бокам, руки свешивались через плечи, голова тыкалась в затылок… Взбираясь в импровизированное седло, этот гад как бы случайно расцарапал мне ногтями щеку. В отместку я тоже как бы случайно задел седоком
Наконец мы были готовы. Прибежал Штильман, вытирая руки комком снега, быстро нацепил лыжи.
– Веди нас, Степан Макарыч, – сказал я.
В таежной тьме старший из Прокофьевых находил путь непостижимым, мистическим образом. Когда мы покидали поселок, я видел у него на поясе фонарик, но дед им ни разу не воспользовался. Его вела то ли память, то ли интуиция. Мы шли сквозь низкий ельник, по каким-то балочкам и оврагам, вдоль гор бурелома, пересекая канавы и ручьи. Порой мне казалось, что Степан Макарыч ведет отряд наугад, однако вскоре дед посадил меня в лужу с этим предположением. К примеру, он говорил тихонечко себе под нос: «Сейчас будет ключ» или «А вот и выворотень» – и через некоторое время я слышал неподалеку журчание пробивающейся сквозь лед воды или обходил торчащие корни рухнувшей лиственницы.
Я старательно держался спины деда, белым пятном маячившей передо мной, идущий следом Штильман ориентировался на мою спину. Кирюха замыкал цепочку. Шагалось бодро, дышалось легко – в основном благодаря тому, что мне удалось выспаться, выхватив самые важные для сна «вечерние» часы.
Ехавший на мне Бульвум пока вел себя примерно. По правде сказать, после снегохода я привык к серой твари, торчащей у меня за спиной, горячему дыханию в ухо и постоянной дрожи. Более того, если бы за спиной находился только вещмешок, я бы чувствовал, что мне чего-то не хватает. Не скажу, что тащить на себе Бульвума было легко, – преодолевать заснеженный склон с лишними тридцатью килограммами легко не бывает. Но пакостей он больше не чинил и сидел смирно, возможно, дрых.
Через час мы поднялись на возвышенность, откуда открылась панорама на Тамаринскую стрелку, протянувшуюся широкой белой полосой над темным ковром елей и кедров. Небо за хребтом озаряло мягкое фиолетово-голубое сияние, исходившее от комплекса пришельцев. Башенная часть космического корабля, торчавшая из-за гребня, потрясала внушительными размерами.
«Тарелки» возле нее сегодня не плавали.
Немного поглазев на чудеса за хребтом, мы устроились под елками на завтрак. Костер разводить не стали, перекусили хлебом с домашней колбасой, вареными вкрутую яйцами, попили морса из фляг. Сухари, вермишель, крупы оставили на потом. Правда, затрудняюсь сказать, когда оно наступит, это «потом». Возле лагеря пришельцев костер точно не разведешь.
После привала Бульвум перекочевал на спину Кирюхи. Парень бодро взвалил на себя пришельца. Хорошо ему, молодому да сильному. Судя по тому, как племянник Степана Макарыча взялся за дело, он способен тащить моего маленького серого друга до самого хребта. Это я – уже старый, ни на что не годный, выгнанный из армии за разгильдяйство, – сдох после двух километров, а в Кирюхе много сил.
Возвышенность поросла молодым осинником. Летом тут наверняка непролазные заросли, но сейчас из снега торчали одни прутья. Мы пошли напролом, давя их лыжами, получая в ответ хлесткие удары по коленкам и другим местам, порой весьма деликатным. Небо стало светлее, хотя до рассвета оставалось не меньше двух часов. За это время нам необходимо достигнуть расселины, чтобы войти в нее под покровом темноты незаметно для охраны пришельцев. Я надеялся, что проход не завален снегом – все-таки на дворе стоит декабрь, за исключением
Осинник превратился в смешанный лес, березы вперемежку с кудрявыми кедрами. Под сводами ветвей стояла мертвая тишина: не ухали совы, не стучал дятел, только раскачиваемые ветром стволы негромко скрипели и шуршал снег под лыжами. Сквозь кроны проглядывали снега Тамаринской стрелки. Из-за необычного сияния за хребтом деревья отбрасывали замысловатые синие тени, превращая лес в инопланетные джунгли.
До конца маршрута оставалось километров пять, когда Степан Макарыч вдруг остановил группу, подняв лыжную палку. Мы послушно прекратили движение. Штильман и Кирюха остались на своих местах, а я подъехал к деду. И сразу увидел то, что привело его в замешательство.
Белеющие в сумраке березовые стволы, между которых пролегал наш дальнейший путь, облепила непонятная вата, беспорядочно торчавшая во все стороны. Щелкнула кнопка, и фонарь Степана Макарыча осветил одно из деревьев.
У меня перехватило в горле.
Вата была цвета яичного желтка.
При виде желтых зарослей в луче фонаря я едва не поседел.
Что это?
Степан Макарыч потянул руку к березе.
– Не трогать! – рявкнул я.
Пальцы старика застыли в считаных сантиметрах от дерева. Он растерянно на меня оглянулся.
Я отобрал у него фонарь, отодвинул в сторону. Прикрыв лицо варежкой, наклонился к стволу, рассматривая желтые бакенбарды. Их поверхность обильно пушилась и колыхалась от малейших дуновений ветра, их основание глубоко въелось в кору. Полыхая желтым огнем на мелованном стволе, плесень тянулась по той стороне березы, которая была обращена к сопке Улус-Тайга.
Проведя лучом вдоль наростов, я обнаружил клочья желтых волос также на корнях и снегу.
Я оглянулся на Кирюху и Бульвума. На тонком запястье пришельца, перекинутом через плечо человека, горели три иероглифических знака. Три! До того, как они обнулятся, оставались сутки. Питание, поддерживающее защиту капсулы, еще не закончилось, а значит, смертоносный космический организм не мог оказаться на свободе – если только Бульвум каким-нибудь образом не исказил информацию.
– Григорий Львович, пойдите-ка сюда! – позвал я изменившимся голосом.
Хрустя снегом, ученый приблизился к дереву, глянул на облепившую его желтизну, которую я специально для него осветил, и обессиленно упал грудью на палки.
– Что скажете?
Он сморщился, стал тереть лоб кулаком. Тем временем подъехал заинтригованный Кирюха. Круглые глаза, торчащие у него над головой, тоже впились в березовый ствол. Нет, все-таки зря я бочку катил на Бульвума, для него появление плесени на деревьях такая же неожиданность, как и для нас.
– Давайте отойдем в сторону, – прошептал Штильман. – Секретный разговор.
– Мне жаль расходовать на это движение половину калорий. Говорите при всех! Мы направляемся в лагерь пришельцев, какие еще могут быть секреты!
Штильман вздохнул, еще немного о чем-то подумал и произнес:
– Насколько я понимаю, мы наблюдаем свойство, по которой искомую биокультуру, то есть инопланетный организм, назвали «желтой плесенью», хотя он таковой по сути не является. – Он глянул на Бульвума. – Ферг мельком упоминал о том, что организм-убийца в процессе клеточного деления выделяет побочный продукт – споры. Они разносятся по воздуху, оседают на земле и растениях, склеиваются вместе, прорастают, вырабатывают желтый пигмент. Эти частицы не являются переносчиками клеток самого организма, но всегда предшествуют его появлению. По скорости их роста определяли, в какую сторону движется биомасса.