Второе пришествие
Шрифт:
Я даже оборачиваться не стал, чтобы разобраться, кто мне помогает, да и некогда было оборачиваться. Не теряя времени даром, я обхватил подмышки Степана Макарыча и вытащил его из-под завала.
– Валенок! – спохватился дед. – Валенок там остался!
Ощущая легкую дрожь в загривке, я просунул руку под камень. Пальцы нащупали валенок и вытащили его на свободу. Так же бережно, как поднимался, обломок опустился на груду щебня и смерзшегося снега, в которых остался отпечаток ног Степана Макарыча.
Я сидел неподвижно на дне пещеры, приткнувшись лопатками к стене и прижимая к груди валенок. Степан Макарыч сидел у стены напротив,
Немного придя в себя, я поднялся с пола и молча отдал валенок хозяину. Степан Макарыч принял потерю с таким видом, словно не знал, что с ней делать – мысли его были сейчас далеко не о валенке.
– Как ноги, Степан Макарыч? – уточнил я. – Не сломаны?
– Помяло маленько, – севшим голосом ответил дед. – Но кости вроде целы. Ничего, расхожусь.
– Ну и слава богу.
Хрупая крошевом, которым было усыпано дно, я приблизился к невысокому пришельцу, застывшему в глубине прохода и делающему вид, будто он тут совершенно ни при чем. Рядом с его ногами пушилась собачья шапка. Я поднял ее, отряхнул о коленку и, расправляя, произнес:
– Силен ты, однако, горы ворочать, мастер Йода. Спасибо за помощь, чертяка.
Бульвум посмотрел на меня с презрением и отвернул физиономию. Все ясно. Не мне он помогал, а Степану Макарычу – одному из немногих, кто отнесся к пришельцу с пониманием, кто угостил его яблоком, протянул руку на обрыве и вообще не проявлял враждебности. Что ж, кому-то надо быть таким человеком, и я не против, чтобы это был Степан Макарыч.
Однако я не такой человек. И становиться им не собираюсь.
Глава 9
ГОРОД ПРИШЕЛЬЦЕВ
Наши маскхалаты из простыней покрылись дырами с обгоревшими краями. У Кирюхи сквозь прорехи высовывались локоть и воротник рыжей дубленки. На спине Штильмана зияла косая дыра, сквозь которую виднелась ткань куртки с лезущим из разрывов синтепоном. На мне простыня так и вовсе расползлась на лоскуты, не соберешь. Все эти дыры, вероятно, результат попадания мельчайших плазменных брызг. Я приказал освободиться от лохмотьев, утративших маскирующие свойства, все равно от них теперь никакой пользы.
Рассеченный лоб Штильмана был промыт перекисью и заклеен пластырем. Однако сам ученый, похоже, забыл о своей «страшной» ране. На его лице застыло потрясенное выражение. И то верно – телекинез не строительный кран, не каждый день увидишь, как он работает. Степан Макарыч осторожно ощупал свои ноги, затем поднялся и попробовал сделать несколько шагов, опираясь на винтовку. Бодрым жестом показал мне, что он в полном ажуре, но я-то видел – с левой ногой у него не все в порядке. Дед почти не ступал на нее, а если и ставил на дно пещеры, то его лицо кривила судорога боли. Не знаю, далеко ли он проковыляет в таком состоянии.
Потрепало нас, конечно, изрядно. Однако эта стычка у подножья Тамаринской стрелки была нам только на руку. Пришельцы видели, как людишки забились в какую-то щель в скалах, где их накрыло завалом, так что мы с полным основанием могли считаться покойниками. Надеюсь, что красноглазые не знают о выходе с другой стороны хребта, где покойники способны неожиданно воскреснуть. Потому что иначе нам организуют торжественную встречу, а нам ее не надо, мы уж как-нибудь сами, по-тихому…
Я
– Какова длина расселины? – спросил я у Кирюхи.
– Метров двести, наверно. – У парня была привычка резать окончания слов, вероятно, в силу характера, не терпящего длиннот.
– Завалов много?
– Не. Нормально пройдем.
Я достал листок с картой-схемой. Судя по отметке Степана Макарыча, этот путь ведет в район между двумя «щупальцами» космического корабля. Что нас ожидает на выходе – голый склон или нагромождение скал, – об этом я поинтересовался у деда. Тот наморщил лоб, припоминая:
– Валяются там, кажись, камушки, но не слишком много.
– Дед, – терпеливо пояснил я свою мысль, – меня интересует: когда мы выйдем из расселины, не будем ли мы отсвечивать, как на красной ковровой дорожке в Голливуде?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Не был я в Голливуде.
Так я и не понял, что нас ожидает на выходе. Впрочем, ладно, до него еще надо добраться.
Перед тем как отправиться в путь, я ощупал котелок. Стенки больше не вибрировали. Я заглянул под крышку. Шар не светился. Штильман в чем-то был прав: опасно тащить эту хреновину на ее историческую родину – выдаст в два счета. Ну а как тогда проходить через силовые поля? Ножиком ведь их не проковыряешь! Придется тащить, никуда не денешься. Надеюсь, алюминий котелка заглушит «голос» шара и он не выдаст нас в самый ответственный момент.
Проверив, не осталось ли возле завала наших вещей, мы двинулись в темные скалы.
Кирюха шел первым, освещая проход фонарем. Иногда парень бросал через плечо короткие предупреждения вроде «скользк» или «голову осторожн». В замкнутом пространстве пещеры слышались наше дыхание, покашливания, шуршание одежды.
Некоторые участки расселины были настолько узкими, что приходилось протискиваться между скалами. В одном из таких мест застрял Штильман (ничего другого я от него не ожидал). Григорий Львович, в отличие от остальных, забыл снять рюкзак, и в результате сел между камней, словно клин. Он не мог двинуться ни вперед, ни назад, и лишь беспомощно дергал плечами. Успевшие протиснуться на другую сторону Кирюха и Степан Макарыч тащили ученого за руки, а я пихал его ступней с этой стороны. Коллективными усилиями Штильман был извлечен из западни.
Степан Макарыч вроде расходился. Я видел, что он стал наступать на левую ногу и меньше опираться на винтовку. Дай-то бог! Может, и пройдет. Хотя на чудо я не надеялся, чудес не бывает. Ноги ему помяло по-настоящему, и если даже наступило улучшение, которое есть не что иное, как первичная реакция организма на травму, то через несколько часов состояние резко ухудшится. Могу гарантировать, сам сталкивался много раз. Будет здорово, если он вообще сможет перемещаться в пространстве.
Проделанный путь показался мне гораздо длиннее двухсот метров, обещанных Кирюхой. Вероятно потому, что двигались мы с черепашьей скоростью. О близости выхода я догадался по глухому шуму, раздающемуся из-за стен. Я снял с плеча бластер, догнал Кирюху и пошел рядом. Через двадцать шагов мы перелезли через небольшой завал и луч фонаря уткнулся в белую стену, стоящую поперек нашего пути.