Введение в философию желания
Шрифт:
Такая трактовка познания преследует несколько целей. В соответствии с рационализмом Спинозы, телесно-чувственное (удовольствие) и мыслительное (идея, осознание, этого удовольствия) рассматриваются как две стороны одного и того же состояния. Кроме того, имеется в виду, что осознание удовольствия само есть удовольствие, но более высокого ранга. Познание есть высший аффект. Оно радостно для сильного ума, значит оно обладает могучим воздействием. Наконец, само аффективное содержание познания есть идея, т. е. высший аффект рационален, а аффекты низшие отличаются от него разными степенями развития в них рационального, что и позволяет аффектам бороться друг с другом, а философу рассматривать их борьбу
Познание, согласно иносказанию Спинозы, есть «соединение с богом». Причиной познавательного аффекта в конечном счете следует считать именно Бога, т. е. субстанцию, а значит наиболее сильную из всех причин. Поэтому этот аффект столь возвышает человеческий ум и радостен для него. Спиноза тесно связывает воедино познание и эмоции. Познавательная деятельность должна быть по самой сути своей аффективно приподнятой, страстной. А сознание того, что наш ум связывается со всей природой и приобщается через «бесконечный интеллект» к ее «вечности», наполняет нас ликованием. Познание освобождает от более низких и разрушительных страстей, отрешает от страха смерти. «Человек свободный, – гласит 67 теорема пятой части «Этики», – ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни» (с. 576).
Чем более развивается процесс познания природы, тем больший пробуждается интерес и тем более мы «любим» природу, познание которой укрепляет наши силы, помогает стойко выносить жизненные испытания, успокаивает печаль и ненависть. Познавательную страсть, стремление к полному постижению природы Спиноза называет «интеллектуальной любовью к богу» (с. 600, 610).
Хотя субстанция и способна «быть благодарной» тем, кто познает ее глубинные законы и сознательно подчиняется им, все же нельзя сказать, что «бог» Спинозы – личность.
По мысли Спинозы, познание приносит самую большую пользу людям, и потому оно есть наивысшее благо и добродетель. Разумная жизнь единственно счастливая, а значит добродетельная. Аффект любознательности, свойственный разумной жизни и выливающийся в интеллектуальную любовь к богу, несравненно выше самоограниченного индивидуального эгоизма и соответствует глубочайшим связям субстанции с ее модусами.
Познание – трудный и долгий процесс. Интеллектуальную любовь к богу не реализуется полностью интуитивным постижением сущности субстанции. Спиноза убежден, что для достижения свободы нужна не только интуиция, но и рассудок. Необходимо не только постичь факт вечности и мощи субстанции, но и приобрести знание о ее модальных связях. Чем больше адекватных идей мы имеем, тем больше у нас твердости духа, мужества, радости, великодушия и симпатии к людям. Но только полное познание natura naturata, тяготеющее в финале к слиянию с познанием natura naturans, гарантирует тотальное переживание, осознание и реализацию свободы, при которой необходимость действительно превращается в свою противоположность.
Но активность – это свойство аффектов, значит, этическая концепция Спинозы не может согласиться со стоицизмом, а тем более со средневековым христианством, поощрявшими не использовать аффекты, а решительно побеждать их и даже искоренять. Расхождение его со стоиками видно уже из того, что голландский мыслитель противопоставил один из аффектов (а именно познание) остальным как очищающий и укрепляющий душу. Теперь ценность аффективного содержания души возвышается в силу присущей ей активности. Уже Эпикур приближался к диалектике пассивности и активности эмоциональной жизни человека, но еще более близок к ней Спиноза, признавший, что страсти не только вредны, но и бывают полезны. С этим связана умеренно-гедонистская программа жизненного поведения, которую Спиноза противополагает аскетизму, противоестественному и вредному для человека.
Волевую активность Спиноза не считает особой деятельностью человеческого духа и сводит ее к настойчивой последовательности идей, после чего истолкование мышления как аффективной деятельности становится
Сознательная воля – такой же аффект, как и спонтанное желание; она есть идея познающего желания (с. 139, 180, 314) или аффект утверждения и отрицания идеи (с. 446, 448, 533), как полагал еще Декарт. Чем более уверенно наша воля диктует действия, тем более она разумна и опирается на выводы разума. Чем более истинна, ясна идея разума, тем более активно она утверждается, а значит проникнута волевым усилием.
Вообще любые аффекты есть «идеи состояний тела», но соответствуя этим состояниям, они в то же время есть «модусы атрибута мышления». Конечно, аффекты кое-что теряют от своей активности, уподобляясь идеям (понятиям), но мысли (идеи) делаются более активными, уподобляясь аффектам, и хотя не все идеи приходится считать вполне сознательными, зато все аффекты приобретают в принципе возможность быть преображенными разумной целью. Соединение их активности с рациональностью усиливает человека и открывает перед ним возвышающую его перспективу: если низшие аффекты, очень зависимые от телесного состояния человека, связаны со спутанными идеями и, бурно волнуя нас, дезорганизуют их еще больше, принося беды и страдания, то высшие аффекты в принципе не отличаются от интеллекта и еще больше развивают его способность управлять всей эмоциональной сферой человеческой жизни. Победа познания над страстями есть победа наиболее ясной (истинной) идеи над идеями смутными (менее истинными), означающая превращение последних в более ясные и подчиняющиеся поэтому рациональному руководству идеи (с. 592).
Итак, перед нами формула: свобода человека – это его внутренняя, им познанная и принятая необходимость. Спиноза обещает свободу в смысле господства человека над самим собой и в какой-то мере над непосредственным его окружением. Но обещает это не всем, а лишь «людям разума», тем немногим, у кого, подобно идеальному мудрецу Эпикура, самодетерминация мысли в состоянии возобладать над стихией чувств и желаний. Что касается большинства людей, «толпы» (с. 296, 313), то они по-прежнему будут управляться страстями (с. 549). Именно поэтому «Этика» заканчивается словами о том, что все прекрасное столь же трудно достигается, как и редко встречается.
Меркой моральности поведения оказывается «успокоенность сознания в себе». Свобода у Спинозы есть блаженство души и радость (с. 588), а не инертная безмятежность. Этическая программа Спинозы имеет две ступени. Первая из них определяет право человека на земные радости, требуемые эгоизмом самосохранения (с. 560). Здесь категория свободы выступает как право личности на самоутверждение и всестороннее развитие своих потенций. Вторая ориентирует на активную деятельность как содержание счастья, находящего свой апофеоз в познании – смысле всей нашей жизни. Два атрибута субстанции – мышление и протяженная телесность – смыкаются теперь воедино в своих высших модальных проявлениях – познании и деятельности, где деятельность есть познание, и через них человек сливается с природой, а тем самым обретает наибольшее возможное счастье.
Общее у Спинозы в конечном счете всегда берет верх над индивидуальным, и только через слияние с бесконечным обретает свое счастье конечный модус-человек. Деятельность, в конечном счете, всегда сводится им к познанию как таковому.
Верно установив потенциальную продуктивность желания в познании и в жизни человека, философ игнорировал при объяснении феномена объект желания. Только представление желания ценностным отношением между субъектом и объектом в конкретных обстоятельствах жизни носителя желания позволяет сохранить смысл «индивидуальности» всякого желания. Не учитывая контекст желания, благодаря которому только и выявляется «этотность» субъекта желания, невозможно отразить уникальность каждого факта желания.