Введение в изучение буддийской философии
Шрифт:
а) Чья бы ни была Таковость — это Таковость Будды-Татхагаты, и (как и его Таковость) он не появляется и не приходит.
Поэтому рожденные по образу Таковости Татхагаты (а таким был рожден и Субхути) не являются рожденными.
b) Таковость Татхагаты и Таковость всех дхарм — это одна и та же Таковость и вот в каком смысле: и Татхагата и все дхармы являются нерожденными (здесь можно видеть тенденцию к отождествлению дхарм вообще с живыми существами), несотворенными и беззнаковыми. Последнее означает принципиальную неотмеченность Таковости, которая не даст отличить Таковость от не-Таковости. Таким образом, Таковость и не-Таковость — не две различные дхармы, а одна, каковой являются Таковости Будды и Субхути. Значит, Таковость не-дуальна. Поэтому, в частности, когда нам кажется, что Будда и Субхути —
c) В «Восьмитысячнике» вводится особое и весьма сложное понятие упорядоченности или гармонизации (Skr. vynha), исходящих из Таковости Господа. Все факты и события вселенной, будь то «рождение» Субхути или Полное Пробуждение Будды, происходят только в соответствии с уже имеющим место универсальным устройством, в котором манифестируется Таковость Татхагаты. Не будет, мне кажется, слишком рискованной гипотезой предположить, что в школе Запредельного Знания возник целый «пучок» особых онтологических понятий, явно производных от понятия Татхагаты, — таких как «Поле Будды», «Устроение» (кстати, ближе всего по смыслу к понятию космоса в досократической греческой философии) и «Гармонизация Поля», в которых можно видеть своего рода иную, «мистическую» космологию буддизма, уже в значительной степени отличную от дхьянической космологии, прямо идущей от непосредственного йогического опыта созерцателей. Наше краткое рассуждение о Татхагате и Таковости в «Восьмитысячнике» заключу предположением о том, что в этой «извечной» онтологической сущности мастера Запредельного Знания видели выход из философского (и мифологического!) дуализма.
(4) Само собой разумеется, что эпистемологически Пустота остается главной (а часто и единственной) позицией и исходной точкой зрения для Бодхисаттвы — что бы он ни познавал, рассматривал или обсуждал. Но вместе с тем она является, так сказать, и универсальной отсылкой. Ведь о чем бы Субхути ни рассуждал, он «отсылает» себя и собеседника к Пустоте. Фактически мы можем считать «Восьмитысячник» первым, пусть несистематическим и фрагментарным, изложением учения о Пустотности, позднее систематически разработанного в школе Мадхъямика, где оно и получило свое название «теория пустоты» (Skr. sunyavada).
Мы знаем, что онтологически все дхармы пусты, т.е. лишены каких-либо признаков, атрибутов или имеющихся в них объектов, а понятие дхармы оказывается лишенным какого-либо мыслимого позитивного содержания. Таков негативный аспект онтологии дхарм. Но — и это важнейший момент в учении о Пустоте — нет одной, какой-то обшей для всего Пустоты. Пустоты как универсального атрибута. Пустота всегда — конкретная пустота определенного «чего-то». Тогда сказать «все есть пустота» будет таким же философским вульгаризмом, как сказать «пустота — это все». Но сказать, что «все дхармы пусты», будет философски вполне корректно, ибо «все дхармы» — это, с точки зрения Пустоты, один определенный объект. Отсюда и следует множественность пустот, так сказать.
В аспекте позитивной онтологии Пустота является пределом всего, что есть, и всего, чего нет, и таким образом она — то же самое, что Таковость и Нирвана. Последним только подчеркивается то обстоятельство, что Пустота в философии Большой Колесницы была введена как буддологическая категория, а никак не категория натурфилософии или эмпирицистской философии. Рассматриваемая вне буддологического контекста, Пустота неизбежно окажется тривиализированной и фальсифицированной. А в то же время она является предметом Запредельного Знания, подобно тому как дхарма является предметом философии Абхидхармы.
(5) Теперь вернемся к понятию Бодхисаттвы. Последний приобретает в «Восьмитысячнике» черты, которыми он не наделялся в других сутрах, например в «Ланкаватаре». Главная из этих черт состоит в том, что, хотя он и ведет нормальную жизнь домохозяина, пребывающего в чувственной сфере существования (Skr. kamadhatu), он при этом неустанно прокладывает себе путь через сферу Запредельного Знания. Что же он тогда за личность, этот Бодхисаттва? Такой, казалось бы, элементарный вопрос уже повергает нас в такие дебри философских тонкостей и буддологических
Личность (Skr. pudgala, purusa) — это живое существо (Skr. sattva), которое либо уже стало Бодхисаттвой, либо его «прошлое» было «обратным образом» трансформировано магической мощью Татхагаты или сверхъестественной силой Запредельного Знания и превращено в основу бодхисаттства к «настоящему» времени. Но что значит «было» в этом определении, означает ли это, что все прежние влияния и помрачения уже изжиты или исчерпаны? Вопрос приводит нас к второй черте Бодхисаттвы в «Восьмитысячнике»: Бодхисаттва — это созерцатель, который в силу вступления в дхьяны и пребывания в них полностью нейтрализовал свою карму, лишил ее силы давать кармический эффект и тем самым обрел «сейчас» способность сам определять свои будущие рождения.
И наконец, третьей чертой Бодхисаттвы является необратимость его пробужденности: Бодхисаттва, продвигающийся в Запредельном Знании к Полному Пробуждению, не может ни повернуть вспять, ни изменить направления и курса своего продвижения. Ничто не может помешать ему в его продвижении — ни космические события, ни сложности и трудности его мирской жизни. Ибо теперь сила Запредельного Знания будет сама высшим объективным фактором.
(6) Однако, как явствует уже из нашего вводного фрагмента, сначала мы рассматриваем Бодхисаттву как дхарму, как особую, но все же лишь одну из мириада вещей, состояний и существ. Дхарму, которая (как в принципе и всякая другая) не отождествима, не воспринимаема, не мыслима, словом, которой нет. Личность — это вторая сторона Бодхисаттвы, рассмотрение которой возвращает нас к теме буддийской антропологии. Ибо к «человеку-аскету» и «человеку-созерцателю» сутры Запредельного Знания добавляют «человека-Бодхисаттву». Хотя здесь не обойтись без оговорки, что строго буддологически, Бодхисаттва может быть не только человеком, но богом, богиней или даже духом.
Поэтому будет правильнее сказать «личность может быть Бодхисаттвой», чем — «Бодхисаттва это личность», ибо последнее превратило бы бодхисаттство в одно из «человеческих условий», лишив его трансцендентности. Значит, личность — это еще не Бодхисаттва, не Благородная Личность (Skr. aryapudgala).
Вот почему школе Запредельного Знания пришлось включить в свою политетическую квазиантропологическую классификацию существ, саттв и такой таксон, как «человек» или «человекоподобное существо» (Skr. purusa). Тогда операциональным определением «личности» будет: живое существо, мыслимое в его возможности быть (или стать) Боддхисатвой. Главное слово здесь — «мыслимое». Получается, что личность — это модус мышления, а не бытия или существования.
(7) Мысль Пробуждения, первое основное понятие философии Большой Колесницы, анализируется в «Восьмитысячнике» в порядке ответа на вопрос: как «начинающий» Бодхисаттва идет от своей (первой) Мысли Пробуждения к достижению Полного Пробуждения? Напомним, что любое «как?» в буддийском философском контексте будет иметь своим ответом: «Согласно порядку Взаимообусловленного Возникновения, этому закону универсальной причинности, вездесущему и неизменному». Однако мы уже знаем из семинара IV, что классическая формула «после чего-то значит вследствие чего-то» (Lat. post hoc is propter hoc) так же неприменима к Взаимообусловленному Возникновению, как и обратная ей формула «вследствие чего-то значим после чего-то». Здесь причинность абсолютна, но время, отделяющее следствие от причины, релятивно настоящему моменту, в который все это и происходит одновременно. Что же касается времени процесса возникновения Мысли Пробуждения, то оно ставится в «Восьмитысячнике» под сомнение как, впрочем, и сам процесс. Так, когда Субхути говорит: «Глубоко, трудно для понимания Взаимообусловленное Возникновение», то уже это предполагает релятивизацию Взаимообусловленного Возникновения посредством полного отбрасывания времени. Возникновение Мысли Пробуждения — это мгновенное событие, которое соотносится в обратном порядке с Запредельным Знанием, ибо последнее как бы «всегда есть» в настоящем, для которого Мысль Пробуждения остается фактом прошлого, будущего или какого угодно другого времени.