Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

Этому служению он подчинял и личную жизнь, не щадя ни себя, ни близких. Этого же требовал и от других. Когда Петр в 1716 г. в Ко­пенгагене не смог повидать поутру своего союзника — датского коро­ля Фредерика IV (тот проводил время с любовницей), он сделал царственному «брату» замечание и в ответ на упрек, что и он, Петр, имеет «метресс», возразил: «Мои шлюхи мне ничего не стоят. Но та, что содержите вы, обходится вам в тысячи риксталеров, которые вы могли бы потратить с гораздо большей пользой». В ходе «троевременной школы», как называл царь Северную войну, он создавал задуман­ное им «регулярное» государство; его основные черты обозначились на втором этапе реформ — примерно с середины 1710-х гг. Модерниза­ция Московского царства шла стремительно, но Россия не стала похо­жей

на Голландию.

Капитализм из-под палки

Исход войны решали не только полководцы и солдаты: при отце Пет­ра железо в Россию ввозилось из Швеции, ружья — из Голландии, да и сам он еще несколько лет после Полтавской баталии вынужден был закупать оружие за границей. Но все же к 1725 г. количество ману­фактур увеличилось с 20—30 до 200; появились новые отрасли: табач­ное, полотняное, шелкоткацкое, хлопчатобумажное, писчебумажное производства. Окрепли уральские металлургические заводы: объем их продукции вырос в пять раз и выдвинул Россию на третье место в мире.

Вырос настоящий «военно-промышленный комплекс»: крупные (на некоторых работало по тысяче и больше людей) предприятия — Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы, Адмиралтейская верфь, Петербургский литейный двор, Хамовный, Канатный, Сукон­ный, Портупейный, Шляпный дворы и другие мануфактуры смогли вооружить, одеть и экипировать армию, оснастить всем необходимым флот.

С 1702 г. стали призываться иностранные специалисты — масте­ра, офицеры, ученые, ремесленники, в условия контракта которых включалось требование «учить русских людей без всякой скрытности и прилежно». Выгодные условия привлекали мастеров, к неудоволь­ствию их правительств; английскому послу со слугами однажды пришлось ночью громить мастерскую британского подданного, чтобы не допустить утечки технологических секретов. Вслед за специалиста­ми «импортировались» организационно-экономические формы: в Рос­сии впервые появились акционерные общества — «кумпании» — и бир­жа. Неудобную серебряную копейку заменили серебряные рубль и полтинник и медная мелочь.

Основанные казной предприятия передавались в частные руки с беспроцентными ссудами, беспошлинной продажей товаров и други­ми льготами. «Берг-привилегия» 1719 г. разрешала всем без исклю­чения подданным разыскивать залежи полезных ископаемых и стро­ить заводы даже на территориях частных владений. Таможенный та­риф 1724 г. поощрял экспорт продукции отечественных мануфактур и охранял высокими пошлинами (до 50—75% от стоимости товара) внутренний рынок от наплыва «заморских» конкурирующих изделий. В итоге форсированного развития промышленности в 1725 г. в структуре русского экспорта 72% приходилось на готовые изделия и только 28% — на традиционные виды сырья. Русское железо и пару­сина стали конкурентоспособными на мировом рынке.

Но Петр I не стремился внедрить в стране систему свободного предпринимательства. «Заводы размножать не в едином месте, так, чтобы в пять лет не покупать мундира заморского, и заведение дать торговым людям, собрав компанию, буде волею не похотят, хотя в не­волю», — так он представлял себе развитие суконного производства в стране. Грозные указы повелевали строить исключительно «новоманирные» суда или использовать предписанную свыше технологию из­готовления юфти (кожи) — «а кто будет делать юфти по-прежнему, тот будет сослан в каторгу и лишен всего имения». Промышленникам назначались размеры капиталовложений, ассортимент изделий и объ­ем производства. Главной обязанностью было выполнение казенных заказов; лишь «сверхплановая» продукция могла идти на рынок. Не­соблюдение условий грозило конфискацией предприятий — в русском языке Петровской эпохи отсутствовало само понятие «собствен­ность».

Казна была крупнейшим предпринимателем и торговцем. Железо с казенных заводов (свыше 80% всего производства) продавалось за границу. Государство ввозило для последующей продажи «в народ» соль, табак, курительные трубки, игральные карты, иногда вино. Оно же, особенно в первые, наиболее тяжелые годы войны, объявляло мо­нополию на производство или торговлю определенными товарами (пенькой, строевым лесом, смолой,

мехами, икрой, табаком, солью), что приводило к повышению цен и нарушению рыночной конъюнкту­ры. Распоряжения о запрещении вывозить экспортные товары через Архангельск и Ригу рвали налаженные хозяйственные связи.

Царь решил ввести полную государственную монополию и на производство, и на продажу водки. Указы 1708—1710 гг. запретили всем подданным — в том числе, вопреки старинной традиции, и дво­рянам — винокурение для домашних нужд; у «всяких чинов людей» предполагалось конфисковать перегонные «кубы». Но попытка про­вести в жизнь этот план не удалась даже непреклонной воле Петра. Казенная промышленность не смогла нарастить достаточные мощ­ности, чтобы заменить частное производство, а провинциальная ад­министрация была не способна — да и не очень старалась — проконт­ролировать все дворянские хозяйства. В итоге власть отступила: указ 1716 г. разрешил «всяких чинов людям вино курить по-прежнему про себя и на подряд свободно» при условии уплаты особого промыс­лового налога.

В конце петровского царствования власть отказалась от наиболее грубых методов вмешательства в хозяйственную жизнь. Но на смену прямым запретам пришла система государственного регулирования экономики. Берги Мануфактур-коллегии оформляли разрешения на открытие предприятий, распределяли среди них заказы, контролиро­вали качество и объем товаров, выдавали ссуды и даже судили «фабриканов».

Создание современной промышленности «сверху» не дополнялось массовым развитием предпринимательства «снизу». Реформы и воен­ные расходы тяжело сказывались на развитии деревни и особенно го­рода (горожане составляли всего 3% населения России). С началом губернской реформы в 1708 г. горожане опять, как в XVII в., попали в подчинение к местным властям — комендантам и воеводам. «Доб­рых и прожиточных» купцов и посадских с 1711 г. переселяли в неб­лагоустроенный Петербург. За право стать городским жителем крестьянин должен был уплатить двойную ставку налога, что не из­бавляло его от крепостной зависимости. В итоге даже петровское за­конодательство вынуждено было признать в 1721 г.: «Купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в ка­ком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений нес­носных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось, и уже то есть не без важного государственного вреда».

С начала войны на горожан и крестьян, в дополнение к прежним, обрушились новые денежные и натуральные повинности: «запрос­ные», «драгунские», «корабельные», на строительство Петербурга и т. д. Специалисты-«прибыльщики» придумывали, что бы еще обложить налогом; в этом перечне оказались бани, дубовые гробы и серые гла­за. Крестьяне обязаны были возить казенные грузы, работать в счет податей на казенных заводах, строить новую столицу (по 40 тыс. чел. в год), каналы и крепости. Первая перепись-«ревизия» 1718—1724 гг. зафиксировала 5,6 млн «душ» мужского пола, из ко­торых 4 млн принадлежали дворцовому хозяйству, церковным и светским владельцам. Им пришлось платить «подушную подать»: 74 коп. в год с каждой крепостной мужской «души», по 1 руб. 14 коп. с государственных крестьян и по 1 руб. 20 коп. с горожан. Налого­вая система принесла в 1724 г. доход в 8,5 млн рублей при 9-мил­лионном расходе, из которого 63% шли на армию (собственно став­ка подушной подати и была определена путем деления военных рас­ходов на число выявленных при переписи плательщиков). За четверть века, даже с учетом падения стоимости денег, казенные до­ходы выросли в три раза; с реальной «души» эти поборы увеличились не менее чем на 50%.

Ежегодно, а то и два-три раза в год деревня провожала новобран­цев на бессрочную службу в армию. При Петре I в армию ушло око­ло 400 тыс. рекрутов, т. е. каждый десятый-двенадцатый мужик; 200 тыс. из них погибли в сражениях или от болезней, были ранены, искалечены, пополнили ряды бродяг и нищих. Оставшимся дома предстояло содержать войска. Это только в кино «обыватели» радова­лись входившему в городок полку: у солдат и офицеров не было казарм, и они жили на постое в частных домах; хозяева должны были обеспечить «гостей» помещением и дровами.