Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

Капитаны получили по 40 душ, капитан-поручики — по 30, пору­чики — 25, подпоручики и прапорщики — по 20 душ. Награды семеновцам были несколько меньше, поскольку основную роль в событи­ях сыграли преображенцы. При раздаче учитывались конкретные заслуги офицеров: кому-то пожалования увеличили с 40 до 50 душ, другим уменьшили до 20 и 15. Награды ожидали и рядовых. 26 фев­раля Анна повелела выдать 141 рубль гвардейцам-именинникам и 38 рублей — новорожденным солдатским детям. В марте 1730 г. дворя­нам-рядовым разрешили отправиться в долгосрочный отпуск — в Пре­ображенском полку этой милостью воспользовались 400 человек.

Особо отличившихся награждали в индивидуальном порядке. Вы­казавший личную преданность императрице 25

февраля преображенский капитан И. Альбрехт отдельным указом получил 92 двора в Лифляндии и стал майором. Больше всего получили главные участники событий: С.А. Салтыкову пожаловали 800 дворов, а «переметчику» А.И. Ушакову — 500. В среднем же восстановление самодержавия «стоило» казне примерно 30 душ в расчете на каждого офицера — не слишком большая цена за ликвидацию российской «конституции». Но для многих гвардейцев с 20-30-летним стажем и это являлось нема­лой наградой, ведь многие за десятки лет службы так и оставались беспоместными и подавали прошения: «Во время всех походов, ак­ций, атак и приступов и в морских кампаниях был при полку всегда безотлучно, а деревень родовых и купленых не имею...» Мы уже ни­когда не узнаем, задумывались ли они над тем, что могли повести се­бя 25 февраля 1730 г. иначе, или для них и проблемы такого выбора не существовало?

В 1730 г. гвардия сохранила сплоченность и приверженность сво­ей «полковнице» — как и пять лет назад при возведении на престол Екатерины I. Но тогда гвардейцев привели их командиры. Теперь же гвардия — в первый раз — выступила как самостоятельная политичес­кая сила. Переворот «сделали» обер-офицеры — ротные командиры. Именно они обеспечили порядок в своих частях, они возглавляли дворцовые караулы и добились нужного им поворота событий, когда сочли предъявленные императрице требования неприемлемыми. Символично, что среди «восстановителей» самодержавия оказался дед первого дворянина-революционера кавалергардский капрал Афана­сий Прокофьевич Радищев. При этом среди подписавших прошение о восстановлении самодержавия нет ни одного солдата или унтер-офи­цера — они пока еще находились вне «политики» и исполняли прика­зы старших.

Аннинский режим получил у потомков имя «бироновщины» и эпо­хи «немецкого засилья». Этот образ царствования утвердился не без помощи исторической беллетристики и оказался удивительно живу­чим; хотя историки еще в XIX веке указывали, что созданный поэта­ми и романистами образ эпохи не соответствует действительности: что управляли государственными делами совсем не «немцы», которые к тому же не представляли сплоченной «немецкой партии», и т. д.

Тайная канцелярия была вовсе не похожа на спецслужбы новей­шего времени с их разветвленной структурой, многотысячным кон­тингентом штатных сотрудников и нештатных осведомителей. В то время она была скромной конторой, в которой служили полтора де­сятка чиновников и один «заплечный мастер». Однако плохая «соци­альная репутация» правления Анны вызвана репрессиями именно против представителей господствующего сословия: почти треть осуж­денных Тайной канцелярией принадлежала к «шляхетству» — Анна хорошо запомнила, кто подписывал проекты в 1730 году. В результа­те аннинское десятилетие отучило дворян ставить политические воп­росы — в этом, кажется, и состояла главная «заслуга» бироновщины перед российским самодержавием.

День воцарения Анны (19 января) ежегодно отмечался по особо­му ритуалу с выражением чувств в стиле национальной традиции. Гостям во дворце надлежало пить «по большому бокалу с надписанием речи: "Кто ее величеству верен, тот сей бокал полон выпьет"». «На людей, пьющих умеренно, — пояснял этот обычай английский консул Рондо в 1736 г., — смотрят неблагосклонно; поэтому многие из рус­ской знати, желая показать свое усердие, напились до того, что их пришлось удалить с глаз ее величества с помощью дворцового грена­дера».

Бироновщина «закрывала» для дворянства возможность

легаль­ных политических действий, одновременно увеличивая его тяготы в виде поголовной и постоянной службы — и тем самым стимулировала попытки дворцовых переворотов. Анна срочно создала два новых гвардейских полка, Измайловский и Конногвардейский, куда брали солдат и офицеров из армии, из прибалтийских «немцев» и украин­ских полков. Но скоро былая корпоративность гвардии будет утраче­на. Уже не только поручики, но и рядовые примут самое активное участие в «свержении» Бирона в 1740 г., а в декабре 1741 г. 300 пья­ных гренадеров-преображенцев возведут на престол Елизавету Пет­ровну, не спрашиваясь министров и генералов. Гвардия стала опас­ной и непредсказуемой силой — это было платой за «переворотное» сохранение самодержавия.

Но и в случае успеха «затейки» верховников последствия были бы однюдь не однозначно благими. А.С. Пушкин проницательно заметил, что утверждение самодержавия в 1730 году «спасло нас от чудовищ­ного феодализма», но «если бы гордые замыслы Долгоруких и проч. совершились, то владельцы душ, сильные своими правами, всеми си­лами затруднили б или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и заградили путь к достижению должностей и почестей государственных». Пушкин видел главную опасность не в ограничении самодержавия, а в создании замкнутой правящей касты и ликвидации сильной власти, способной вмешиваться в отношения помещиков и крестьян. Во вто­рой трети «осьмнадцатого столетия» претендовать на политические права могли только дворяне. Но сословие это в ту пору больше инте­ресовалось крепостными душами. Две главные цели русского либера­лизма — политические свободы (конституция, ограничение самодер­жавия) и гражданское равенство (ликвидация крепостного права) оказались в трагическом противоречии. Должна была миновать целая эпоха, эпоха «просвещения», чтобы разрешение двух «проклятых» вопросов стало возможно на совершенно новых основаниях.

Подробнее на эту тему:

Анисимов Е.В. Россия без Петра: 1725-1740. СПб., 1994.

Корсаков Д.А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. Казань, 1880.

Курукин И.В. Эпоха «дворских бурь»: Очерки политической истории послепетровс­кой России, 1725-1762 гг. Рязань, 2003.

Милюков П.Н. Верховники и шляхетство // Из истории русской интеллигенции. СПб., 1903.

Протасов Г.А. Верховный тайный совет и его проекты 1730 года (источниковед­ческое изучение) // Источниковедческие работы. Тамбов, 1970. Вып. 1. С. 65-103.

Протасов Г.А. Дворянские проекты 1730 г. (источниковедческое изучение) // Там же. 1971. Вып. 2. С. 61-102.

Татищев В.Н. Избранные произведения. Л., 1979. С. 146-153.

Публикации шляхетских проектов и предложений Верховного тайного совета см.: Бестужев-Рюмин К.Н. Документы о восшествии на престол императрицы Анны Иоанновны // Памятники новой русской истории. СПб., 1871. Т. 1. Отд. 2. С. 1-10; Конституционные проекты в России XVIII — начала XIX вв. М., 2000. С. 167—193; Плотников А.Б. Программный документ Верховного тайного совета в 1730 г. // Россия в XVIII столетии. М., 2002. Вып. 1. С. 38-49.

1763 — Минерва и канарейки

11 февраля 1763 г. Екатерина II все-таки «изничтожила» манифест, несколько месяцев томившийся в ожидании опубликования. Импе­ратрица долго колебалась и теперь, надорвав свою подпись на доку­менте, сделала его недействительным, юридически ничтожным. Ма­нифест должен был известить российских подданных о создании Им­ператорского совета и реформе высших органов власти.