Вырь. Час пса и волка
Шрифт:
Внутри его встретили пустой очаг и алтарь со свежими подношениями: сплетенными оберегами в виде венков из полыни, ячменными лепёшками и деревянной бутылью. Благота подошёл к алтарю, отставил осиновую палку и взял бутыль. Откупорил, поднёс к носу.
– Крестьяне очень стараются тебя задобрить, – усмехнулся Благота, возвращая полынное вино на алтарь.
Смильяна, вошедшая за ним следом, без особого любопытства проследила за его действиями.
– По ту сторону горы живут люди. Их женщины боятся, я стану похищать
– Мужчин? Так значит, вилы всё же совокупляются с людьми?
– Если бы не совокуплялись, их бы не было.
– Хм.
Благота снял со спины дорожный мешок и поставил рядом с алтарем. Принялся расстёгивать на груди плащ.
– Тебя отвести к источнику?
– К источнику? – Благота растерянно размял затёкшие пальцы. – Ах, да. Прошу, отведи.
Они вышли из церкви. Благота вытер вспотевшие усы, шмыгнул забитым пылью носом. С готовностью посмотрел на едва заметную тропку, ведущую вверх по склону.
– Полагаю, нам предстоит подняться туда?
– Верно.
– Тогда… на чём я остановился?
10. Грачонок
Теперь Грачонок знала – всему необходима плата. Поэтому важно знать, кому и за что ты в итоге останешься должен.
Потому что так говорил Мизгирь.
Повозка стояла на краю пыльной дороги. Извозчик, высокий старик с рыхлым носом, вонял. И вонял отвратительно. Запах его пота казался на удивление сильным в предгрозовой духоте.
– Сколько я тебе должен, господин лекарь?
– Нисколько, – Мизгирь слез на землю. – Благодарен за дорогу.
– Ерунда. По твоей милости жёнка моя оправилась после родов. Покорнейше благодарю.
Дышать по-прежнему удавалось с трудом: воздух замер в ожидании подступающей бури. С юго-запада можно было разглядеть заражающую небо темноту.
Извозчик виновато развёл руками.
– Дальше не проехать, не обессудь. Погляди-ка, народу-то столпилось! Любопытно, чего это у них стряслось.
На очищенной поляне лежали поваленные стволы сосен. На несколько вёрст тянулись следы лесорубочных работ. Умятый слой земли дорогой вёл вдоль заготовленной древесины и опустелой порубки.
Место это Грачонку не нравилось. Большое скопление поваленных живых деревьев навевало нехорошее предчувствие.
– «Надеюсь, у них кто-то умер», – не преминул высказаться Каргаш, спрыгивая с телеги вслед за ней.
Привыкнуть к бесу не удавалось, в особенности к его назойливым прикосновениям. Они не были физическими, но вызывали чувства напряжения и холода.
Первое время Грачонок пыталась подружиться с бесом, прощала ему маленькие шалости. Но в ответ на её слабые потуги в попытках наладить с ним общение он вёл себя некрасиво, на грани мерзости. Каргаш постоянно на неё глазел. Подсматривал, когда она переодевалась, называл «страшненькой» и «тощей, как коза», доводя
В присутствии Мизгиря бес вёл себя сдержанней, но от словесных нападок воздержаться не мог ни при каких условиях.
Однажды, когда Мизгирь снова провалился в глубокий сон, бес привычно пристал к ней с унижениями. Тогда Грачонок, набравшись храбрости, мысленно заявила:
– «Ты клякса и урод! Лучше бы ты исчез!»
– «Ты совсем страх потеряла, коза тупорылая?» – ожесточился Каргаш. – «Знай своё место».
– «Нет, это ты знай своё!»
И тогда бес сделал то, чего Грачонок простить была не в силах. Каргаш принял обличье человека со шрамом на лбу, надругавшегося над ней в церкви. Лишившего левого глаза.
– «Заткнись», – бес подражал голосу её мучителя. – «Заткнись, сраная уродина. Не то я ударю тебя в челюсть, а затем начну срывать с тебя одежду».
В ответ на это Грачонок забилась в припадке паники, закричала так громко, что Мизгирь был вынужден очнуться. После этого Каргаш заявил, что больше не станет принимать это обличье, но вовсе не из-за бережности к её чувствам.
– «Слишком скучно становится, когда ты так себя ведёшь. Лучше-ка вот, опробуем это», – бес стал оборачиваться Мизгирем. – «Ой, да! Да, так куда веселее! Похож? Как это нет? Врёшь, дрянь. Похож. Я с этим идиотом дольше тебя хожу, мне видней».
И вот они стояли на дороге, ведущей к мужскому Хвалицкому монастырю. Около съезжей избы толпился народ. Крестьяне сходились на поляну, будто желая разглядеть нечто небывалое.
– Пойдём, Грачонок, – Мизгирь горестно вздохнул, предвидя новые трудности.
Грачонок коснулась кончиками пальцем своей глазной повязки. Словно убеждая себя, что ей ничего не грозило.
Собравшихся крестьян появление чужаков никак не взволновало. Паломников в этих краях было в избытке.
– Да пребудет с тобой господня благодать, добрый человек, – припав на трость, Мизгирь обратился к одному из крестьян, стоявшему возле гружённой древесиной повозки. – Скажи на милость, что здесь происходит?
Крестьянин продолжил тянуть узкое лицо и таращить блестящие глаза.
Грачонок подумала, что мужчина во многом походил на щуку.
– А? – щучье лицо дернулось, широкий рот глотнул воздуха. – Да, добрый человек, да призрит и тебя Податель! Взгляни-ка, вон там. Сам настоятель Савва стоит!
– Ну и ну, – делано восхитился Мизгирь. – И чего ради стоит?
– Так Илюшки не стало!
– Какого Илюшки?
– Лесоруба Илюшки.
– Убило при рубке пару дней назад, – подсказал другой крестьянин, середович с крупнорубленым лицом. – Ветка сломалась, упала на голову. Свернуло шею насмерть.