Выше стен

Ру Тори

За десять минут до звонка выхожу из автобуса и, расталкивая неповоротливых студентов, бегу к воротам, но у курилки замедляюсь и одергиваю пальто. Высокий парень, словно сошедший с рекламного плаката, мгновенно приковывает внимание, и коленки подкашиваются.

Как во сне направляюсь к нему и гадаю, каким будет его первый шаг. Сможет ли он без смущения посмотреть мне в глаза? Спросит ли, как я? Или крышесносно улыбнется и галантно поднесет огонек к моей сигарете?

Он метко отправляет окурок в урну, закидывает в рот жвачку, поправляет рюкзак и идет прямо

на меня.

С трудом справляюсь с головокружением, и стая бабочек с огненными крылышками взвивается в груди.

«…Свят… Ты даже не представляешь, насколько сильно нужен мне… Среди безмолвных камней или в шуме безликой толпы я пойду за тобой. И буду видеть перед собой только тебя…» — проносится в пустой голове, и я до боли закусываю губу.

Аромат его волшебного парфюма опаляет чувства, знакомое тепло парализует волю. Я вот-вот лишусь сознания и упаду на разбитый асфальт, но Святослав, скользнув по мне незаинтересованным взглядом, молча проходит мимо.

20 (Регина)

Я долго смотрю ему вслед и не могу вдохнуть — грудь словно под завязку набили тяжелыми камнями.

Этой ночью он душой и сердцем был со мной, но его страсть превратилась в холодную отстраненность.

Чем я обидела его? Неужели никогда не научусь разбираться в людях?

Оболочка взрослой неунывающей девахи — плод многолетнего труда мамы и специалистов — мгновенно отлетает вместе с ледяным ветром, я превращаюсь в маленькую девочку, обнаружившую себя посреди города камней — огромного, враждебного, мертвого. Я не знаю, что делать, что думать, что чувствовать, но чувствую ожог, разъедающую, как кислота, обиду, слабость в теле, головокружение и горячие слезы на щеках.

— Нет… Не уходи… Пожалуйста!.. — Облачком пара слетает с губ, а ноги срываются с места, но тяжеленная рука обрушивается на плечо, и я мгновенно просыпаюсь.

Резко разворачиваюсь и натыкаюсь на Кэт — ее поросячьи глазки с любопытством шарят по мне.

— Регинчик, привет! Ты с похмелья, что ли? Выглядишь сегодня дерьмово. Кстати, часики-то тикают. Как там наш спор? Есть подвижки?

— По поводу спора… — Цепляюсь за лямки рюкзака и раскачиваюсь на каблуках, соображая, с чего бы начать, но неослабевающая боль в душе превращается в одуряющий шок. Я не могу подобрать нужных слов.

Кэт ухмыляется и вальяжно идет к корпусу, Даша и Мила подобострастно семенят следом. Собрав остатки воли, я плетусь за ними и изо всех сил стараюсь не отстать.

Мне все еще нужно быть отмороженной и веселой. Неправильная голова не могла уяснить простейших вещей, но хорошо освоила этот способ выживания — при нем ничто не выбивало из колеи.

Однако сегодня все закончится. Я стану посмешищем. Полным нулем.

Бабочки улетели, и я, вероятно, не выберусь…

Старательно записываю в тетрадь задания, но пальцы дрожат, а объяснения преподавателя растворяются в тревожных мыслях о Святе. Достаю телефон и набираю ему сообщение с просьбой поговорить, но оно так и висит непрочитанным, а звонки

остаются без ответа. Он не появляется ни в столовке, ни в коридорах, ни в курилке, хотя я, задыхаясь от ужаса, высматриваю его во все глаза.

Отделившись от девочек с их надоедливыми расспросами, внимательно изучаю расписание занятий третьего курса и понимаю, что каждый раз нам со Святом помогало встретиться настоящее чудо — у него вообще нет пар в нашем корпусе.

Я думаю о нем не переставая и скучаю как сумасшедшая. Никого вокруг не вижу и не слышу, на лестницах натыкаюсь на людей, роняю ручки на парах и беспрестанно всхлипываю от одиночества и безысходности. Он не мог просто так, без причины, оставить меня…

Что-то точно случилось. Он не мог…

После занятий курилку заполонили жаждущие никотина студенты, и я предлагаю Даше, Миле и Кэт пойти за спортзал. Укромное место, отгороженное от мира глухой стеной и кустами сирени, считается в колледже легендарным — там запросто средь бела дня уединяются парочки или любители всяческих запрещенных веществ, и оно как нельзя лучше подходит для экзекуции.

Прежней я оттуда не вернусь, но с дорожки, по которой иду, виден дом Святослава, и решимость во мне только крепнет. Этот путь единственно правильный. Пришла пора исправить ошибки.

Раздвигаю кусты, судорожно вдыхаю и хриплю:

— Девчонки, я хотела вам кое-что сказать… — Я встаю между Кэт и ее подружками и быстро опускаюсь на колени.

Брюкам хана, недоумение на размалеванных опухших лицах девочек непередаваемо, но мне вдруг становится легко. Что бы ни творилось в душе у Свята, сделав это, я все равно стала ближе к нему. Стала красивее.

— Ты чего? — Кэт хихикает. — Молиться на меня собралась?

— Нет, Кэт. Официально, при свидетелях, признаю: я проиграла.

Физиономию Кэт перекашивает от удивления, а потом — от облегчения и превосходства, нарисованные брови ползут вверх.

— Да ла-а-адно, Гафарова, че так сразу-то? Время еще есть. Ты же с ним типа даже гуляла, и он, с твоих слов, был не против отдаться… Я уже приготовилась полюбоваться на его задницу на видео, а ты тут несешь какую-то хрень.

— Он погулял со мной пару раз и сказал, что я — не его уровень. Не приплетай его, Кэт. И… прости меня. За все.

— Стоп! — Кэт разворачивается к притихшим Миле и Даше. — Девки, снимайте быстрее! Не видите: эта звезда мне проспорила и извиняется за гнилой базар!

Мила вытягивает из кармана джинсов телефон и наводит на действо бесстрастный глаз камеры.

— Извиняйся громче, ну! — командует Кэт, замахивается и лупит меня по щеке. — Кто там взял твой кошелек?

Я отшатываюсь, сжимаю зубы и терплю — ненавижу несправедливость, но она всегда побеждает.

И я прошу прощения у подлой воровки за то, что когда-то назвала вещи своими именами:

— Катюх, я была не права. Я сама его где-то посеяла. Прости, пожалуйста. Мне жаль.

— Так-то лучше. Уродка! — В лицо прилетает плевок, а под дых — удар носком грязной кроссовки. — Че стоите? Типа вас она не бесит, не?