Я - душа Станислаф!
Шрифт:
После этих слов Матвея мужики, один за другим, стали припоминать, и вслух тоже, бредятину, какую Зырик нес на поминках Налима. Но спецам до этого не было никакого дела – сдержанно поблагодарив возбудившихся и расшумевшихся оттого артельщиков, лишь попросили их в ближайшее время не ходить к утесу, не подыматься на него, и отложить свои дела в тайге. Когда остались одни с Михаилом, все трое с готовностью расчехлили, первым делом, свои гладкоствольные ружья, двустволки, с двумя отдельно работающими ударно-спусковыми механизмами…
…Сопроводив троих спецов к утесу печали и скорби, где их поджидал участковый, замученного вида капитан Волошин, Михаил отправился
Йонас и Эгле сидели за столом в зале. Их лица без слов сказали, что Михаила ждали. Он присел напротив, взял в руки заранее приготовленный для него планшет, и стал читать:
«Михаил Дмитриевич, Налима загрыз не черный волк. Не Шаман, как его называют в поселке. Мы видели и Налима, и этого волка на утесе. В это трудно поверить, но они о чем-то разговаривали. Возможно, что мне это показалось – что разговаривали о чем-то, только, когда дочь меня разбудила, а я уснул после вашего ухода, и, проснувшись, вышел во двор, у меня сложилось именно такое впечатление. И я слышал, мы слышали, все, раскатистый голос Налима и ответный, словно, щенячий лай волка. Налим сидел, и его видно было по пояс. Черного волка – тоже, их головы смотрелись на одном уровне. Потом черный волк ушел, а через минуту, может, чуть больше, Налим развернулся в сторону тайги, точно услышал что-то, и в этот момент на него набросился рыжий волк. Рыжий – это точно, и нам не показалось. С волком они завалились на землю, а что было дальше – этого мы уже не видели.
Троих мужчин видели. Они в этот момент бежали к утесу. Но один из них упал и, видимо, сильно поранился, так как кричал сильно и громко от боли. Пока его отвели к ближайшему дому, пока двое мужчин, после этого, добежали до утеса – минут десять прошло. Не меньше. Да и я – пока женщин своих в дом завел, пока успокоил, пока что-то в руки нашел…
…Рыжий, …рыжий волк, Михаил Дмитриевич, загрыз Налима».
Прочитав это, Михаил по мобильному телефону связался с капитаном Волошином. Участковый в это время обходил примыкающие к утесу подворья, с усталостью в голосе извещая хозяев о мерах предосторожности на ближайшие несколько дней. Черный волк ли, рыжий ли, или серо-буро-малиновый выгрыз Налиму глотку и отгрыз, сволота, ему руку по самое плечо – это капитана абсолютно не интересовало. Такое мог запросто сделать и человек, да и следствие еще не закончено. Так что, может – волк, рыжий или черный, а выясниться, что не зверь это вовсе сделал. Об этом он и сказал Михаилу. А еще в сердцах признался, что Зырик, вчера, хоть и пьяный был и молол всякую чушь, но это так – для кедрачей, для него же, представителя закона, вовсе это не чушь.
– …Посуди сам, Михаил Дмитриевич, – оживал волнением в трубке голос капитана, – рыбацкие сети режут второй месяц – кто? И как режут?!.. Сам ведь мне говорил – в хлам разодраны! Да, шея Налима, земля ему пухом – похоже на клыки…, а где его ружье? А рука-то, рука-то, зачем волку?
Теперь этот…, как его – ага, Шаман… Я ему в глаза не заглядывал, только и Зырик не пацан, чтобы волка от шамана не отличить?! Потому он и обоссался, что взгляд у того не звериный. Белая волчица – это, кто такая? И откуда – такая целительница?! …Я
– Нет. Да крыша у него поехала после той встречи на холме… Сегодня, с утра, сам об этом говорил мужикам у меня в кабинете, – ответил Михаил.
Капитан так не думал.
– Да нет: с головой у него все в порядке, – не согласился капитан. – …И порезанные сети, и кудесники-волки, и немая семья с мигающими платками…, и Налим!.. В одно и то же время – в одном и том же месте!..
Участковый замолчал, и Михаилу было слышно, как он напряженно дышит, раздумывая над чем-то.
– А, может, и впрямь – одно кодло!? – то ли сам у себя спросил Волошин, твердея голосом, то ли только подумал об этом вслух.
– Макар, ну, ты это …чего? – заерзал на стуле Михаил, прочувствовав неловкость своего положения, сидя за одним столом с теми, кого капитан имел в виду, позаимствовав из лексикона Матвея определение «кодла». – …Помолчи, Макар, – цыкнул он через редкие зубы, кивнул головой домочадцам – все понял, спасибо, и вышел на улицу. А выйдя за калитку, спросил участкового о том, о чем не спросил сразу:
– Где сейчас спецы по отстрелу волков? …Тогда скажи, как кому-нибудь из них позвонить.
Ответ Волошина его слегка огорчил:
– Спецы ушли к утесу, перед этим отключив свои мобильники – у них своя, какая-то навороченная, переговорная связь. Сказали, что сами позвонят, когда им будет что-то от нас нужно. Пусть укокошат сначала этих, двоих, а потом и на рыжего ориентировку им дам. …Рыжий – это Лис, что ли?!
– Ну, не лиса же, людоедка, объявилась на его территории! По всему выходит, что он самый…
Михаил отключил связь, и, крепко сжав в руке мобильник, словно булыжник, которым бы он с преогромным удовольствием разбил окно собственной памяти, двинул, привычно разбрасывая широко ноги, в направлении конторы. Жалко ли ему было пришлых волков – вряд ли, а Налима – еще бы не жалко!
– Эх, старлей…, старлей!.. Нет тебя больше, и это твой последний факт! – обронил он с досады себе под ноги, шаг которых день ото дня становился медленнее и неохотнее.
Тут же кольнуло под левой лопаткой, но не в первый и, даст бог, не в последний раз…
Марта была сыта, а озерная серебристо-коричневая рыбина с темно-синими глазами, подныривая в пещеру, сбрасывала с метровой иглы в голове липкую, проворную и кусачую щуку. Вчера она охотилась на озерного окуня – одной Марте столько не съесть, а Шаман лишь лакает воду. Покидая логово чуть ли не до ночи, он будто готовил сестру к своему уходу в тайгу. Навсегда! И шанс встретиться им, когда-нибудь еще – нулевой! И брат томился этим моментом больше даже, чем сестра. Она вечерами и ночами слизывала печаль с его морды и глаз, но это мало помогало. Только, наоборот, сильнее прижимало их друг к другу с визгливой от страдания нежностью перед сном.
В два прыжка Марта подобралась к лазу. Выбравшись из пещеры, она втянула в себя воздух, прислушалась. И ей не показалось – с ее же стороны, за паутиной зацветающих кустарников, пружинистых и гибких деревьев, слышалась человечья речь. Но голоса уходили осторожной поступью и это понемногу успокоило.
Забежав со стороны тайги на плато утеса, она увидела сидящего на краю брата. Сначала хотела незаметно к нему подобраться и напасть, да у спрятавшегося за кустом папоротника зайца не выдержали нервы – он драпанул, а к Марте вернулось веселое настроение…