Я Свет и Я Тьма, советую, не Дразните Меня

Коновалова Надежда Алексеевна

– Она в порядке?
– он зацепился взглядом за улыбающегося сынишку и непроизвольно улыбнулся крепышу в ответ: какой же он красивый.
– Нони, она плохо выглядит...

– Ещё бы, - проворчала Нони, нежно прикасаясь к ребенку, - Тебя бы вот так вывернули наизнанку, посмотрела бы я, как ты будешь смотреться! Тем более, она потеряла много крови, когда он выходил. Заставь ее поспать хоть немного...

– Чего это вы там шепчетесь?
– прошептала Креция пересохшими губами.

– У нас получился красивый ребенок!
– Цезарь повернулся к ней,

улыбаясь. При этом взгляд Нони, обращенный на Крецию, показался ей полным осуждения.

– Ты собираешься увезти Джованни?
– спросила Креция напрямик.

Цезарь принял обмытого младенца из рук Нони и медленно приблизился к Кеси, с гордостью демонстрируя ей, какой чудесный сыночек у них получился:

– Отец издаст буллу о рождении у меня сына от неизвестной женщины.
– В ответ глаза Креции обеспокоенно замерцали, теперь она посмотрела на ребенка испуганно, нежели с осуждением за перенесенные во время родов муки. Её сын может стать орудием для манипуляций, направленных против неё. Теперь, когда Цезарь заполучит его, он...

– Собираешься оставить его у себя?
– сиплым голосом протянула она.

– Он мой сын.
– Ласково проворковал Цезарь, щекоча губами щечку карапуза, малыш довольно загугукал.
– Конечно, я оставлю его себе. В отличие от тебя я могу себе это позволить. Так малыш останется в семье, и ты сможешь навещать его так часто, как пожелаешь. Его и его папочку.
– Цезарь нежно потерся носом о щеку младенца.

– Как умно.
– прошептала Креция, отворачиваясь от них. Ей хотелось кричать, топать ногами и бить посуду (были бы силы!!!): снова за неё все решили.
– Родриго одобрил?

С одной стороны, она понимала, что должна держаться подальше от сына. Тьма, Духи, Дагон, Видения, Голоса, Смерть, преследующие ее по пятам, гнев Горацио, кагда он поймет, что его облапошили - все это не должно коснуться ее сына. С другой стороны, он был плотью от ее плоти, маленький беззащитный комочек, который страсть как хотелось отобрать у Цезаря и спрятать ото всех, чтоб никогда не нашли!

– Он хочет издать буллу, что Джованни его малыш, но Джулия Фарнезе сказала, что это случится только через ее труп, - ответил ей Цезарь.
– угрожает уйти от него...

– Она не в том положении, чтоб ставить ультиматумы. Скорее Отец оставит её, чем...
– она осеклась, повернувшись к Цезарю, её сердце таяло от вида их воркования.
– Положи мне сына на грудь, его нужно покормить.
– сказала и сама себе не поверила.

– Ты должна позаботиться о себе, ты выглядишь слабой.
– неясная тень промелькнула по его лицу, он склонился над ней, нехотя кладя сына ей на грудь.
– Не трать свои силы на него. Мигуэль приведет кормилицу, тебе не обязательно это делать. Позволь Нони...

– Все, что мне нужно, это поспать. Нони должна увезти отсюда ребенка немедленно, а ты пойди и вели Мичелотто заставить монашек молчать. Ни одна живая душа не должна вынести правду за стены обители: ни кого я родила, ни когда, ни кто присутствовал.

– Не думай об этом, я

уже обо всем позаботился.
– Цезарь склонился к сестре, убирая влажные пряди с её лица.
– Никто из них и никогда не раскроет рта. Наш малыш...

– Я не спала с Хуаном!
– Креция ухватила рукой его за шею, когда Цезарь наклонился поцеловать дитя в пузико.
– Я солгала потому, что ты сделал мне больно и я хотела...

– Хотела, чтобы мне стало так же больно, как тебе.
– Он нежно поцеловал её в лоб.
– Что ж, душа моя, ты своего добилась. Мне стало больно, как никогда. Педро стоил того?..

– Он не заслуживал смерти.
– Потрескавшиеся губы Креции едва двигались.
– Ты прав, мне было больно. Мне пришлось выбирать, кого пощадить: тебя или его...

– Что?
– он почувствовал, как его измученное сердце пропустило один удар.

– Пощадить его и дать ему умереть от твоей руки или пощадить тебя, отдав его на растерзание ублюдку Мичелотто.
– Ее логика могла любого свести с ума.

– Если не хочешь терять друзей, не заводи их!
– Хрипло прошептал он, осторожно отстраняясь от любимой.
– Я бы остался с тобой, но должен ехать во Флоренцию.

– Отец велел тебе покончить с бреднями монаха-доминиканца?
– тихо спросила Кеси.

– Ты слышала его речи?
– Цезарь изменился в лице, выходя из себя.
– Он скоро умрет.

– Не так, как ты и Отец задумали.
– она вскрикнула, когда малыш впился беззубыми деснами в ее сосок.
– Убьёшь его во время проповеди или после, настроишь народ против Борха ещё больше. Да он спит и видит, что умрет мучеником и следующий Папа его канонизирует. Нет, его следует судить Святой церковью, должен сознаться в служении Лукавому, а потом вешайте его или сжигайте, без разницы... Толпа при казни еретика ликует не меньше, чем на его проповедях. Он будет очернен и опозорен, а моё имя - омыто...

– А если он не сознается?
– в ответ Лукреция беззвучно рассмеялась:

– У меня сознается.
– Цезарь улыбнулся в ответ и погладил их сына по спинке.

– Думаю, после всего, что он наплел о тебе, ты имеешь полное право на вендетту...

После кормления Цезарь передал ребенка Нони, которую Корельо посадил в экипаж и увез, а сам провел бессонную ночь возле постели Кеси, всю ночь метавшейся во сне и что-то лепетала на латыни. Слов было не разобрать, но по напряжению в голосе можно было понять, что она ругается с кем-то. Светало, когда он решил разбудить её поцелуем.

– Нет!
– её ладонь накрыла его губы.
– Я теперь долго никого к себе не подпущу.

– Я хотел разбудить тебя поцелуем и пожелать доброго утра...
– голос Цезаря охрип от усталости, - Мне скоро уезжать. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?

– Сейчас мне лучше, - Ответила она - но я больше не хочу детей. Никогда!

– Ты родила мне сына, о большем я и не мечтаю.
– Цезарь облизал пересохшие губы.
– Я попрошу Нони позаботиться об этом, обещаю. Что ты станешь делать, когда я уеду?