Я сын батрака. Книга 1

Чухлебов Семен Кондратьевич

Как только мать сообщила решение отца, Настя встала с кровати, на которой сидела, разложила на ней свою шаль, и начала туда складывать свои вещи, узел получился увесистый, а ещё надо валенки забрать, сапожки, шушун, да мама и продукты приготовила, что бы Настя взяла их с собой. Дочь поняла, что всё это не унести, да и ночь на дворе, села на узел и задумалась. «Вот они первые трудности», — подумала она. Мать увидела затруднение дочери, и сказала ей: «Ну что ты дочка так заторопилась убегать из родительского дома, на ночь глядя, наступит утро, вот тогда и поедешь». «И правда, — подумала Настя, — что ночью то идти?» и осталась до утра.

Рано, утром, мать велела запрячь дрожки, и увезти Настю, туда, куда она скажет. Когда Настя приехала к Тарасу, он был ещё дома, приезду любимой он несказанно обрадовался, правда, чем всё это ему выйдет, он пока не знал. Но уже на другой день, после переезда к нему Насти, его наказали, перевели работать, из каменотёсов в каменоломню, что в трёх километрах от Каменки. Правда, это наказание было не таким ощутимым, зарплата была поменьше, но зато ближе к дому, теперь не надо было шагать лишних два километра туда, сюда. Да и с Настенькой теперь чаще виделся, а для молодых, это было самое главное, а трудности? Да они есть, но вместе их легче преодолеть. Каждый день, чуть свет, Тарас поднимался и шёл на работу в каменоломню, а жена его, тем временем наводила порядок в доме и во дворе, всё было запущенно до невозможности, было понятно, что это жилище холостяка. Трудностей было много, но Настя не опускала руки и работала. То, что не знала, как сделать спрашивала у соседки, сорокалетней одинокой женщины, по имени Палаша. Но Настя её имя подправила и стала её звать, тётя Паша. Соседке такое имя понравилось, и она была ни против того, чтобы молодая соседка её так

звала. Тётя Паша нигде не работала и жила только за счет своего огорода, десятка кур, козы, которую она доила, а молоко пила сама и делала из него брынзу. Тёте Паше было одиноко и поэтому, когда появилась такая молодая, красивая, добрая соседка, она обрадовалась и с удовольствием помогала Насте разобраться в её небольшом, но очень запущенном хозяйстве. К воскресенью, за четыре дня они вдвоем, обмазали и побелили хату с наружной стороны и внутри. И сразу в хате и во дворе стало светлее и веселее. Тарас радовался этим переменам и всегда хвалил свою жену, но временами он приходил такой усталый, что и на похвалу не хватало сил. Работать заставляли всё больше и больше, а кормили так плохо, что у богатых лучше свиней кормят. На обед была баланда неизвестно из чего сваренная, да хлеб, такой, что трудно его назвать и хлебом. Рабочие хлеб покупали за свои деньги, но им было не понятно из чего он сделан, серо-зелёного цвета и такой влажный, что если его в руке сжать, то из него вода потечёт, разве от такой еды сыт будешь? А работа тяжелая, глыбу камня надо отколоть от скалы, а затем вручную её перекантовать к месту обработки. Спецодежды, ни какой не давали, камень хоть и известняк, но, ладони рук стерлись до крови, брюки на коленках протёрлись до дыр, как дальше быть, Тарас не представлял. После ужина всеми этими бедами он поделился со своей женой Настенькой. Но, Настя всё это и сама знала и видела, и у неё уже было принято решение, только надо было посоветоваться с мужем. И она ему говорит: «Послушай меня, любимый, давай сделаем так. Завтра воскресенье, мы с тобой пойдём на базар, в село Успенское, купим мешок муки, дойную козу, как у тёти Паши, и будем мы с хлебом и молоком, а ещё купим тебе рукавицы и новые штаны. Правда хлеб я пока печь не умею, но меня тётя Паша научит, и тогда я тебе буду носить обед на работу, а то ты от такой еды скоро и от меня откажешься, а я этого не хочу, ну как ты согласен с моим предложением?» Тарас подумал и говорит: «Ты, это хорошо придумала, но где мы столько грошей возьмём?» — «Ну что ты, Тарас, сокрушаешься, у меня же есть золотое монисто. И два перстенька, тато на день рождения дарил, да и деньги, что мама дала ещё не кончились. А с монистом сделаем так, отцепим от него монетки три, продадим скупщику, и нам хватит на всё, что мы задумали купить. Успенка село большое, столица уезда, там всё есть, и магазины разные, и скупщики золота, они покупают золото и продают его, а базар, какой он там большой в воскресенье! Да что я тебе рассказываю, ты же там работал и, наверное, знаешь». Тарас, усмехнулся и говорит: «Та ничего я не знаю, я ж после работы сразу домой, да что там ходить по магазинам, если грошив ныма». Всё подготовили к базару и легли спать. Рано утром отправились в село Успенка. Возвращались с базара, нагруженные всякими покупками, Тарас нёс на плечах мешок с мукой, а Настя несла корзину с продуктами и кухонной утварью, а на верёвке вела козу. Конечно, Насте было нелегко, ходить по рынку с козой на верёвке, за спиной то и дело слушать смешки, такого вида как, гетманова дочка козу на веревке водит. Но, Настя знала, чего она хочет, и на все такие разговоры не обращала внимания. Домой вернулись поздно, Тарас поужинал и лёг спать, так как завтра рано надо вставать, а Настя с помощью тёти Паши, приготовила тесто и поставили на ночь подходить.

Утром, супруги встали вместе, Тарас позавтракал и пошёл на карьер, а Настя позвала тётю Пашу и они принялись вместе, готовить тесто для булок. Замесили на козьем молоке, добавили яиц, и получились, сдобные, круглые колобки. Все, колобки поставили в русскую печь, которая к этому времени уже дышала жаром, очаг закрыли заслонкой и пусть печётся. К обеду пришла тётя Паша, посмотрела на Настю и говорит: «Ну что, хозяюшка, пора хлеб вынимать». Как только открыли заслонку, из печки пошёл такой хлебный запах, что дышишь и надышаться им не можешь. Булки получились на загляденье, настоящие сдобы. Поели немного свежего хлеба с молоком и Настя засобиралась к мужу в карьер. «Пойду, — говорит, — а то от такой кормёжки как на карьере, он скоро ноги протянет». В корзину положила булку хлеба, крынку молока, луковицу, брынзу, и пошла.

До каменоломни дорога была хорошая, лесов здесь не было, сплошной луг, ни гор тебе, ни глубоких оврагов, иди себе и никого не бойся. Конечно, Насте было нелегко, из одной роли перейти в другую, более низкую, но она знала, на что шла, и с неимоверным трудом преодолевала, тяготы своей новой жизни. Настя стояла на пригорке и смотрела в чашу котлована, там было много народа, человек шестьдесят, а то и больше. Она стоит, смотрит на людей, которые копаются в этой чаше, и думает, как же я найду своего мужа. Но Насте его и не надо было искать. Почти все рабочие знали и её саму, и её мужа, поэтому Тарасу быстро сообщили, что жена твоя пришла. Как раз наступило время обеда. Настя на камне расстелила чистое полотенце, поставила на него крынку молока, кусок брынзы, луковицу, глиняную кружку и булку запашистого хлеба. По тем временам, да ещё в каменоломни, это был не обед, а сказка. Налила в кружку молока и говорит: «Кушай, мой гарный муженёк». От такого изобилия еды Тарас на время онемел, он думал, что жена принесёт кусок хлеба да крынку молока, и он будет откусывать хлеб и запивать молоком через край. А тут оказалось так много еды, как у богатых людей. В наше бы время сказали, что и говорить, сервиз был на славу. Он поблагодарил жену поцелуем в щёчку и принялся за еду. Его товарищи по звену, уже поели похлёбку с ужасным хлебом, и подошли посмотреть, чем же угощает жена Тараса. Подошли хлопцы, увидели, что ест Тарас, и только от одного вида хлеба, их взяли завитки. Один из товарищей по работе не выдержал и говорит Тарасу: «Слухай, дружище, дай хоть кусочек хлебушки попробовать, а то я давно забыл не только вкус домашнего хлеба, но запах». Тарас отломал по кусочку хлеба каждому из пяти человек, с кем он работал в звене, а затем сказал: «Извиняйте хлопцы, больше не могу, хлиб гарный и грошив стое». Хлопцы понимали и не возражали, только им очень хотелось, обедать так же, как и Тарас. И тут один из его товарищей по работе, сделал попытку, договорится с Тарасом. «Слушай Тарас, а шо, если попросить твою жинку, чтобы она и нам приносила такой хлеб, а гроши мы платить будем, ты ни сомневайся». Настя сидела рядом с Тарасом и слышала весь разговор, как только она услышала просьбу Тарасовых товарищей по работе, поднялась и сказала: «Я, выполню вашу просьбу, но только моя булка будет стоить вот столько-то, и назвала цену». Хлопцы, подумали, посовещались и согласились, каждый заказал по полбулки, и довольные ушли работать. Тарас слышал всю эту торговлю, подсчитал, сколько Насте придется тащить, и сказал жене: «Настенька, ведь тебе будет тяжело нести такой вес три километра, может не стоит этим заниматься». Настя обняла мужа и сказала: «Стоит мой муженёк, стоит, в этом наше будущее. Буду носить пока смогу, а там посмотрим». На второй день, Настя начала собираться к мужу с обедом, Все продукты положила, как и вчера, только теперь не одну булку, а три. Корзина получилась полная, но ничего подумала Настя, донесу. К обеду все заинтересованные рабочие уже ждали жену Тараса, то и дело поглядывали на пригорок, откуда должна она появиться. Как только на пригорке появлялась женская фигура, сразу по каменоломне пошёл разговор: «Кум чуешь, Настя хлиб нэсэ, тот другому товарищу, чуешь хлиб идэ», и так пока не дойдёт до всех заинтересованных лиц. В этот день Настя, уже от других рабочих получила заказ, и теперь ей надо было нести не три, а пять булок, да ещё и пять порций брынзы. Заказывали и молоко, но Настя сразу отказала, так как такую тяжесть она не донесёт. Ведь только крынка с молоком будет весить не менее двух килограмм, так что от этой идеи пришлось отказаться. Тарас слышал, что завтра надо его жене нести такую тяжесть и сказал ей: «Ты Настенька вот что, сама ты всё не унесёшь, тебе нужен помощник, я вечером приду и договорюсь с соседским мальчишкой Иваном, чтобы он помогал тебе. Парень уже большой, ему четырнадцать лет, пусть делом занимается нечего по селу болтаться. Да и его мама, тётя Ульяна будет согласна, всё-таки лишний кусок хлеба семье помехой не будет». Настя, ласково посмотрела на мужа и говорит: «Ну что ты, Тарас, волнуешься, с тётей Ульяной я и сама договорюсь, кстати, она нам с Пашей уже помогала, в дальнейшем возьму её в помощники, она меня уже об этом просила. А то ты с работы приходишь поздно и уставший, когда тебе по соседям ходить, так что давай уж я этим займусь. А ты придёшь домой и отдыхай, я тебя беречь буду». На следующий день, Настя пришла уже с помощником, мальчишкой Иваном, теперь ей было легче добираться. Все рабочие карьера

видели, как клиенты Насти питаются и всем сразу захотелось, домашнего сдобного хлеба, да и брынза очень калорийный продукт, так что он как раз для их тяжелого труда сгодится. И посыпались заказы, как из рога изобилия. Теперь надо уже не пять булок, а десять, и брынзы просили десять порций, но Настя сказала, что брынзы будет только пять порций, на большее количество порций не хватает молока. Порции брынзы хоть и не большие, но сам продукт калорийный и рабочим карьера он нравился.

Но главное, был хлеб, его заказывали всё больше и больше. Теперь в производстве были задействованы, две печи, Настина и тёти Паши, в работу подключилась и тётя Ульяна, хлеб пошёл потоком. Настя с Иваном уже не могли унести весь заказ, к ним подключилась тётя Ульяна.

С базара Настя с тётей Ульяной муку привозили на бричке, которую там же и нанимали. Всё закрутилось колесом, только успевай, работай. А тем временем в каменоломне Настю теперь ждали не небольшая горстка рабочих, а считай половина работающих. И всё заинтересованные рабочие, к обеду с надеждой посматривали на пригорок, где должна появиться Настя, с хорошим домашним хлебом. Как только Настя появляется на пригорке, сразу по каменоломни, в этой огромной чаше, слышится гомон, чуешь, хлиб идэ, чуешь, хлиб идэ, затем всё громче и громче, и вот уже гудит вся огромная котловина карьера, чуешь хлиб, чуешь хлиб. Эти слова чуешь хлиб, эхо разносит по всей котловине и слышится уже, не чуешь хлиб, а чухлиб, чухлиб, чухлиб. И слово «ЧУХЛИБ» будет звучать до тех пор, пока рабочие не убедятся, что все это слово услышали. А тем временем в каменоломне нарастал хлебный конфликт. Те, кто до Насти продавал свой ужасный хлеб, возмутились, тем, что кто-то неизвестный залез на их территорию, и перебивает им торговлю. По какой-то причине, старого поставщика, поддерживал и управляющий, но сам он этот вопрос решить не мог, он ещё не забыл, чья Настя дочь, и с этим вопросом решил обратиться к гетману, мол, пусть он даст команду, и тогда я этим самозванцам дорогу закрою в каменоломню.

К гетману отправился управляющий со своим помощником. Гетман к тому времени почувствовал себя лучше, стал выезжать на стройку, правда, в каменоломню не ездил, далековато, здоровье ещё не то. Гетман выслушал управляющего, задал несколько необходимых вопросов, затем сказал: «Ну, если жена Тараса, (слово «Настя» он избегал говорить) печёт такой хороший хлеб, и рабочим он нравится, то пусть она и поставляет. Управляющий начал возражать, что, мол, жена Тараса самовольно залезла на чужую территорию, мол….» Он не успел договорить слово, как гетман в гневе вскрикнул: «Как это залезла на чужую территорию, ты что забыл, чья каменоломня, а жена Тараса — это моя дочь Настя. Запомни это, а то ты, холоп, у меня будешь не управляющим, а рабочим, и орудовать будешь ломом и кайлом. Запомни, мне надо много, камня, очень много, заказы идут один за другим, а хорошо могут работать, только здоровые люди, те, которые хорошо питаются». Управляющий понял, что расстроил хозяина и отошёл в сторону, а его помощник, стоял рядом с гетманом. Хозяин посмотрел на него, пальцем подозвал, и уже спокойным тихим голосом, как будто это была тайна, спрашивает: «Скажи, а ты сам Настин хлеб видел?» Помощник выпрямился, как перед генералом, и говорит: «Не только видел, но и ел ох и гарный хлиб она готовит, прямо объедение, настоящая мастерица, да и только». Гетман выслушал и также тихо сказал: «А что ты хотел, ты же знаешь, чья она дочь, а затем добавил, сегодня же возьми Настину лошадь и таратайку, на которой она ездила на стройку отгони в Каменку и отдай Насте, так ей будет легче справляться с работой, всё идите», — скомандовал гетман.

С появлением транспорта дело пошло веселей, Тарас из каменоломни ушёл и полностью переключился на доставку хлеба в карьер и теперь, по каменоломне к полудню, только и слышна перекличка рабочих, чуешь, хлиб привезли, чуешь хлиб, чуешь хлиб. И так повторялось каждый день в течение нескольких лет. Прошли годы и «чуешь хлиб», переросло в чухлиб. Как только Тарас, по какой то причине, задерживался, то рабочие друг друга спрашивали, не видел Чухлиба, что-то его долго нет. За долгие годы слово Чухлиб так прикипело к Тарасу, что иначе его больше никто и не звал, и поэтому слово Чухлиб и стало его фамилией, если надо было Тараса, куда записать, то так и записывали: Чухлиб Тарас. Под этой фамилией крестили своего первенца Васю, а Вася, кода вырос, стал Чухлиб Василий Тарасович, Василий Тарасович передал фамилию Чухлиб, своему сыну Ефиму, то есть, Ефиму Васильевичу, а тот своим детям, в том числе, и Кондрату Ефимовичу. Ну а что дальше произошло с нашей фамилией, я уже писал, и вы это уже знаете, так что повторяться не будем.

МОЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ПОСТУПОК

А теперь перенесёмся, примерно на полтора века вперёд, в село Ипатово, в то место, где я изучал свой новенький паспорт. Помните? Изучив паспорт, его содержимым я остался доволен, снова положив паспорт в карман, я довольный отправился домой, не зная какое меня ждёт испытание на этом пути. Не доходя до своей калитки, впереди, метрах в ста от меня, я увидел клубы пыли, гусей и курей, которые с криком вылетали из облаков пыли, и разбегались в разные стороны. Что-то случилось, подумал я. Когда пыль приблизилась, я увидел пару лошадей, которые неслись с невероятной скоростью, по грунтовому тротуару, в мою сторону, сметая всё на своём пути. Бричку, за клубами пыли, я сначала не видел, но уже догадался, по грохоту колёс, и потому, как дружно рядом скакали лошади, что она там есть. Так близко друг к другу лошади могут бежать только в упряжке. Первая моя мысль была отойти в сторону и пропустить, упряжку, пусть кони несутся куда хотят.

Но я, по пути, видел, что там недалеко у дома на этой же дороге играют дети, и за своей игрой они могут и не видеть, что к ним приближается беда, виде этой разгорячённой пары коней. Да и мало кто ещё попадётся им на пути. И я, решительным шагом, пошёл на встречу сумасшедшей упряжке. Подняв руки верх и размахивая ими, я шёл и кричал: «СТОЙ! СТОЯТЬ!!!» И эти слова я повторял, громко, ритмично, настойчиво. Скажу откровенно, сначала мне не было страшно, я хоть и медленно, но всё же уверенно шёл навстречу упряжке. Но, когда упряжка, была от меня недалеко, и мне отлично было видно головы лошадей, их расширенные глаза, раздутые ноздри, а за лошадьми, бричка на высокой скорости, мотается из стороны в сторону, тут понял, что лошади испуганы, несутся, как сумасшедшие, и попадаться на их пути, смерти подобно. Но у меня и даже мысли не было, отойти в сторону. Мчащиеся лошади от меня совсем близко, и я вижу, как они вытянули свои головы, прижали уши к гриве, а что это значит? Я знаю. А это значит, что лошади несутся галопом во весь аллюр, и перед собой они видят плохо, меня, могут и не заметить, их взгляд устремлён назад, на то, от чего они убегают, и ещё, в таком положении, они видят плохо и сбоку. И тут в моём сознании промелькнула предательская мысль: «А вдруг они, в самом деле, меня не увидят, что тогда?» Ведь в таком случае, от меня может, останется, только мокрое место, но я не стал развивать эту мысль и быстро, отогнал её. Ещё решительней замахал руками, и продолжал подавать команду голосом. Тут я увидел угрожающий мне, торец дышла телеги, он был окрашен в красную краску. В моём сознании появилась такая трусливая мыслишка. А что если это дышло, на такой бешеной скорости, ударит меня в грудь, да оно же меня насквозь пробьёт. От этой мысли у меня по спине поползли мурашки страха, так медленно ползут, сначала охватывают лопатки, затем начали сползать по спине вниз. У меня было ещё время отскочить в сторону, но я, тут же вспомнил, одну патриотическую фразу: «А КТО ЖЕ, ЕСЛИ НЕ Я». И отогнав от себя предательски малодушную мысль, решительно стоял на месте. Во мне, почему-то была уверенность, что я эту пару разгорячённых коней остановлю, быть того не может, чтобы я, лошадник, который вырос среди лошадей, не справился с ними. А тут еще лошадки подали мне обнадёживающий знак, они оба дружно подняли уши, в таком случае лошади смотрят вперед, значит, они меня увидели. И в этот же момент, прямо передо мной кони резко затормозили, да так, что дышло на метр вылезло вперёд, и сдвинуло хомуты до лошадиных ушей. Как только лошади остановились, я сразу их узнал, они из колхозной базы села Кугульта, я их там раньше видел во дворе.

Лошади остановились, но они разгорячённые, топают ногами, храпят, белками своих глаз, водят туда-сюда, видно было, что они сильно напуганы, и если их сейчас не удержать, то они сорвутся с места и снова понесутся неизвестно куда. Я, уверенным шагом, подхожу к лошади, которая была ближе ко мне, и начал с ней разговаривать. Хочу взять её под уздцы, но она не даётся, высоко подняв голову, но благодаря моему росту, я дотянулся до повода, крепко взялся за него у самых уделов, сжал их, что бы лошадь почувствовала, что радом с ней опытный коневод. Но она вся дрожит, перебирает ногами, не может никак успокоится. Другая лошадь, что на той стороне, в таком же состоянии. Держу её, а сам с ней разговариваю. Я не знаю, что говорят другие конники, постулатов таких я не видел, а я всегда говорю по обстановке. В денном случае, лошади испуганы, и их надо успокоить, поэтому надо говорить доверительно, ласковым голосом, при этом погладить лошадь по шее, ближе к голове, это самое нежное место у лошадей. Когда с ними говоришь, они возможно слов и не понимают, но слышат голос, интонацию голоса, и соответственно реагируют.