Я — сын палача. Воспоминания
Шрифт:
— Статья полностью, от первой строки до последней, готова. Вам нужно только поставить свою подпись.
— Что вы, Валерий Борисович! Это не в моих правилах, я ставлю свою подпись, если только сам статью написал. Если в соавторстве, не меньше трети должны быть мои.
— Борис Владимирович! Но статья завершена, тут не отнять и не прибавить.
— Ну что вы такое говорите, Валерий Борисович! Я берусь увеличить вдвое любую статью. Пусть она по математике, инженерной генетике, по любому предмету, даже малознакомому
Это была одна из его подаренных мне аксиом прохиндеизма…
Я повторял это утверждение своим ученикам и, кажется, созрел сказать это всем. На спор, любую, претендующую на научность статью на русском языке я сумею вдвое увеличить по объему.
Вот еще одна мудрость от Б. В. Бирюкова!
— Человек, не задумываясь, может купить понравившуюся ему вещь, если ее цена не превышает дневной заработок.
К этой максиме Борис Владимирович присовокупил:
— У меня (у него) высокий дневной заработок[42], я многое могу себе позволить.
Сотни раз проверял это утверждение, ставлю печать и личную подпись, полностью удостоверяю. Все что угодно, меньше дневного заработка — и берешь, не думая.
Чем больше, тем труднее, мучительнее покупка.
Заработок растет. Или падает. Покупательные возможности возрастают…
Академик Вячеслав Всеволодович ИВАНОВ. Сын выдающегося русского писателя. Известнейший в стране семиотик. Книги его тяжело, лично для меня — невозможно читать. Статья может начинаться так:
«В работе [1] поставлена (такая-то) проблема. Попытки разрешить эту проблему находим в [2][3][4][7][12]. Однако терминология, введенная в [831 и дополненная в [6], допускает…»
Сама статья десять страниц, но к ней сто пятьдесят шесть ссылок на другие работы, часто на других языках. Попробуй овладей.
Но в жизни в прямом устном общении он показался мне исключительно, как-то по-старомодному милым и предупредительным.
Еще БЕСТУЖЕВ-ЛАДА. Тогда малоизвестное мне имя, и то более из-за дефиса, но вот ныне попадается все чаще. Б. В. пытался пристроить меня и к нему, видимо полагая, что, пробегая через мосточек, ухвачу я от каждого хоть кленовый листочек, и в сумме наберется сто пятьдесят страниц диссертации.
Не понадобилось.
Когда стало ясно, что за Москву мне не зацепиться, Б. В. написал мне превосходную научную рекомендацию еще одну от имени академика Берга и дал мне письма ко многим своим знакомым. (Текст рекомендации не сохранился, тридцать два года прошло, но запомнилась единственная в своем роде строка, характеризующая меня с политической стороны.
Характеризующая, как мне кажется, не только меня, но и его: «Политически выдержан». Не грамотен, не благонадежен, а выдержан. В собственном контрреволюционном соку)
Сначала я пошел по молодым, набирающим кадры московским НИИ. Разговаривал
В одних НИИ не было даже такого отдела, методологического, и не собирались заводить, в других говорили, что штат набит, и если специалистов они могут еще в разные отделы взять, то уж в последнюю очередь этих нахлебников.
— Знаете поговорку про вас, методологов: кто умеет — делает, а кто не умеет — учит.
Как же не знать, сам ее и придумал.
Только в одном НИИ, что-то связанное с химией, мои документы, в том числе и рекомендации, долго и внимательно рассматривали. Потом главный мужик, он был не по кадрам, а как бы замдиректора, пригласил еще одного. Тот тоже смотрел, они в мои бумаги друг другу пальцами показывали, переглядывались.
Я уже подумал: клюнуло, клюет.
Потом главный поманил меня пальцем:
— Давайте выйдем на улицу, покурим. Вы курите?
Мы вышли. Он затянулся.
— Видите ли, Валерий Борисович! Врать я не умею и не люблю, попробую сказать как есть. Институт у нас новый, еще только создается, практически мы и не работаем пока, только организуемся. И есть у нас идея создать мощный отдел методологический. Получше среднего. Посмотрели мы ваши документы. Такой нам очень даже подходит. Такого и присматриваем.
Но, скажу откровенно, взять вас не сможем.
— Беспартийный?
Он невесело прихмыкнул:
— К нам никаких претензий по партийной линии. Я и сам не состою в партии. При наборе для нас партийность — не плюс.
— Прописки нет?
— Опять не угадали, Валерий Борисович. У нас штат намечается на пока от пятиста до тысячи человек. И сразу, без просьб дали сорок прописок. Мало, но у нас только одна заполнена, своих берем, москвичей. Только среди них уже конкуренция. Не знаю, как потом, но пока убить одну прописку на классного логика, вроде вас, я про рекомендации говорю, — не вопрос.
— Еврей?
— Попал. С третьего раза в точку. Сам я не еврей, но у меня чуть не все друзья евреи, на своем опыте убедился, где-где, а в науке у нас, в химии, лучше всего с евреями работать. Но буквально вчера, вру — позавчера, приходил куратор из горкома со своими шестерками, проверял списки именно по этому пункту. Настрого запретил принимать.
Мои личные извинения.
И пожелание устроиться на работу в хорошем месте, получше, чем у нас.
В иной стране, видимо.
Я ездил в Тулу — ничего. В двух местах мои документы изучали под микроскопом, тем самым, которым пользовался Левша, когда блоху подковывал. Причем это были люди, к которым я и был послан. Один (неприятный тип, подозрительный какой-то, нервный) спросил со значением:
— Вы, вроде бы, нам подходите, но скажите, какой у вас партийный стаж.
— Я не член вовсе.