Я — сын палача. Воспоминания
Шрифт:
Потом я еще несколько раз ходил к нему, а когда через тридцать лет нашел его мастерскую в Сохо, постучался, он меня не узнал.
Поэтому хоть он и гений, но так коротко.
Московская жизнь
Стадионы, цирки, концерты, выставки.
Хочу еще о двух любимых московских магазинах. Магазины, вроде, не относятся к культуре, хотя именно эти, только эти немножко относятся.
Во-первых, магазин «Сыр» на Горького. Там был мужик, который резал сыр ножом. Нарезал
И магазин «Кофе» на Кировской[41]. Он пах на всю улицу. Кофе насыпали в пергаментные кулечки, на которых было приведено несколько рецептов приготовления.
И очередь, самая интеллигентная в Москве.
— Молодой человек, не подскажите ли, я отсюда не вижу, что там в четвертой строке?
— Иомен! Иоменский кофе.
— Йеменский? Не пил. Как его готовить?
— Он мягкий и чуть сластит. Я подсыпаю его в арабику десять процентов, но не сразу, а когда арабика закипать начинает.
Вступает третий:
— А я мешаю пол на пол с харари. Рекомендую попробовать.
В другой раз. Стоит очередь. Влетает очень типичная тетка, с двумя полными сетками, по-деловому озирается, готовая урвать, если так не дают, видит очередь:
— Здесь что, растворимый дают?
Очередь окатывает ее презрительными взглядами:
— Здесь растворимый не пьют.
В другой очереди:
— Мне один сослуживец сказал и рекомендовал варить кофе не в воде, а в кофейном бульоне. Берется несколько зерен, прямо немолотых, и варится на них бульон, десять минут после закипания. А уж на нем, на этом бульоне…
— Ваш сослуживец слышал и вам рассказал о старинном, весьма аристократичном рецепте заварки. Но, уверяю вас, тут вкралась маленькая, но весьма существенная ошибка. Бульон варится не только на цельных, а не размолотых зернах, но и на нежареных, на сырых, зеленых.
— А где же эти зеленые взять?
— Так вон же подойдите, посмотрите, я очередь постерегу, вон в том лотке.
— А я не каждый раз, но на третий приблизительно раз беру сырые, зеленые. Люблю их сам жарить.
— Кто же этого не любит. Это я картошку жарить не люблю, а с кофе я чуть ли не каждый раз экспериментирую. То немного не дожарю, тут кофе как бы масляный получается, то смешиваю…
АСПИРАНТУРА
Общежитие
Студенческая пора — лучшая в жизни. Особенно если в Москве. Особенно если в МГУ. Но не лично для меня. Я поздний какой-то, у меня все с запозданием. В МГУ поступил в 25 лет, в этом возрасте многие не только уже закончили университет, но и диссертацию защитили.
Для меня лучшее время жизни, когда (когда папа был с нами!..) я в аспирантуру поступил. Студентам надо ведь не только пить-гулять, но
Настоящая студенческая вольница наступила именно в аспирантуре. Все сдано, в социальном смысле меня от всяких невзгод Меськов прикрывал, кроме всех остальных в три наката, да и я сам с соломкой жил-ходил, старался быть осторожным.
О диссертации я не слишком беспокоился. У меня к самому началу уже штук пять, а то шесть статей или вышли уже, или сданы были. Если бы через год что-то произошло, не могу придумать что, и нужно было бы тему менять, я бы и за два года написал. Страха не было.
И, пожалуй, самое главное: мне дали комнату в общежитии.
Зона «В», 964-левая. Комнатка, как все в главном корпусе, крохотная, метров шесть, но наша, и, можно сказать, бесплатная. Туалет, душ, умывальник — все общее с единственным соседом по блоку.
Этот сосед Дебир Дебирович Дебиров — лакец, из Дагестана, очень уморительный парень. Я о нем много смешного рассказываю, но мало кто верит, что имя не я сам нарочно для него придумал. Тогда пусть наоборот будет.
Имя Дебирова нормальное, реальное, не я придумал. А вы сами придумывайте смешные истории про него.
Студентов в главном здании к тому времени мало жило, на Ломоносовском почти все, а тут аспиранты. И большинство приезжих, студентами они были в других вузах. Народ с Кавказа, из республик Средней Азии. Я с ними мало общался. В холлах велись приватные марксистские разговоры. Я уже отвык от этого, взрослые люди с акцентом убеждали один другого, что лучше, правильнее понимают марксизм. Иногда спрашивали меня, если я мимо них проходил. Я плохо им отвечал. Боялся. Иногда грубил, пытался острить, но ускользал от того, чтобы словами сказать, что я действительно об этом думаю.
Раз подошел один:
— Валерий! О тебе все говорят, что очень умный и все знаешь, мы тут полдня спорили, подскажи, как правильно. У Марата Зигмантуй-лина тема: «Значение и необходимость интернационального воспитания». У него два года аспирантуры уже кончились, третий пошел, он никак понять не может, есть в русском языке разница между словами «значение» и «необходимость» или это одно и то же.
Конечно, без труда можно было ответить по-нормальному, даже идиотам этим стало бы понятно.
Вместо этого я сказал, что у одного из крупнейших в мире логиков-семантиков нашего времени Рудольфа Карнапа есть книга, и она переведена на русский язык: «Значение и необходимость».
О-о-о! Как они обрадовались и благодарили.
А ведь им всем вместе, включая профессоров, и первой страницы этой книги не одолеть.
Прямо напротив нас жила пара русских, очень хотели с нами передружиться семьями. У них был целый блок, обе комнаты. И они друг при друге в туалет не ходили, стеснялись, ходили в общий, на весь коридор. Как можно с ними дружить?