Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Упустили француза?
— Никак нет, — ответили они мне.
— Как нет? — раздраженно поинтересовался я. — Вчера он приходил к механику, Фомину, который, судя по всему, работает на полигоне.
— Точно так-с, — ответил мне Франт. — Все под наблюдением. Я и его, и Вашего Коробейникова с этим парнишкой видел. Доложить только не успели.
— Почему не успели?
Филер виновато пожал плечами.
— Так работает Фомин на полигоне? — спросил я его.
— Работает, — подтвердил он. — Там что-то строят в строгой секретности. И уже две недели, как
— Как зовут англичанина? — уточнил я.
— Не известно, — потупился Франт виновато.
— Чем занимается?
— Это пока не установлено, — сказал он, выделив слово «пока», давая таким образом мне понять, что постарается выяснить все в кратчайшие сроки.
— Плохо, — вздохнул я. — Смотрите за французом, а то он Вас опережает на шаг. А сами держитесь в тени, а то даже госпожа Нежинская вас раскусила.
— Да это не она, это француз, — вмешался в разговор молчавший до того Жук. — Это он нас приметил. У него-то глаз наметанный.
— Что-то их интересует на этом полигоне, — сказал я задумчиво. — И узнайте, кто такой этот новый англичанин.
После встречи с филерами я отправился прямиком в управление. Не успел я войти, как ко мне бросился Коробейников. Выглядел он весьма возмущенным, даже разгневанным.
— Яков Платоныч! — сообщил он возбужденно. — Надежда Епифанова взяла в оборот нашего унтера Синельникова и выяснила, кто обнаружил тело.
— Как? — спросил я.
Антон Андреич потряс в возмущении купюрой:
— Десять рублей теперь стоит тайна следствия!
— Синельников рассказал про Арину Сурину? — уточнил я.
— Увы, — вздохнул Коробейников.
— Рапорт потрудитесь написать, — велел я ему сердито.
— Непременно-с!
Антон Андреич удалился в кабинет, я прошел за ним следом. Ах, как нехорошо все сложилось, однако. Ну, Синельников, жди, я тебя научу следственные тайны хранить.
В этот момент меня окликнули:
— Господин Штольман!
Ко мне подошел смутно знакомый мужчина. Вроде бы я видел его мельком, но кто это такой, не знал точно.
— Моя фамилия Сурин, — представился он. — Сегодня Вы имели беседу с моей женой. И я хотел кое-что добавить к ее показаниям.
Точно, я видел его вчера, в приемной. Видимо, он сопровождал Арину, приходившую на опознание Егора. Похоже, что господин Сурин явился сообщить мне, что видел вчера жену в мастерской, да только она его не заметила. Алиби составить хочет. Что ж, не стану ему отказывать в беседе, глядишь, что интересное он мне расскажет.
— В кабинет пройдемте, — пригласил я его.
Но первые же слова Сурина меня удивили. Как оказалось, он пришел вовсе не по поводу алиби Арины.
— Вам уже известно о связи Арины с Епифановым, — начал он разговор. — Но она заверила Вас, что я ничего не знал об этом.
— Да, она сказала нам, что Вы появились в ее жизни уже после исчезновения Епифанова, — подтвердил я.
— Этого я и боялся, —
— Не понимаю, — сказал я ему, поощряя на дальнейшие объяснения.
— Вы должны ее понять, — произнес Сурин взволнованно. — Она стыдится своего прошлого и отрекается от него. Выйдя за меня, она рассчитывала начать жизнь с чистого листа. И только поэтому она умолчала о некоторых обстоятельствах…
— Хорошо, — перебил я, раздраженный его велеречивостью. — Так что Вы хотели добавить к ее показаниям?
— Что мы с Ариной были жених и невеста, — произнес он напряженно, — когда она связалась с Епифановым.
— В тайне от Вас? — уточнил я.
— Ну что Вы! — возмутился Сурин. — Арина честная, принципиальная девушка! Она все мне рассказала и попросила прощения.
— А Вы? — спросил я, внимательно его разглядывая.
Что-то меня настораживало. И в его рассказе, и в нем самом.
— Я умолял ее не совершать этой ошибки, — ответил он, — но поймите, мы были так бедны, а тут Епифанов со своими деньжищами.
— Так вы расстались?
— Да, — подтвердил Сурин. И тут же добавил преувеличенно твердым тоном: — Но я всегда оставался рядом, как друг. Я был уверен, что эта постыдная история скоро закончится, и Арина вернется ко мне.
А ведь он ревнив, и весьма! И вряд ли он мог так спокойно наблюдать за романом любимой женщины с другим, оставаясь на позициях друга. Кажется, в нашем деле прибавился подозреваемый.
— А вот Арина Михайловна меня уверяла, что любила Епифанова, — сказал я Сурину, провоцируя его на еще большую ревность.
— Но это вздор! — воскликнул он, даже вскочив от возмущения. — Ну посудите сами!
— Вы садитесь, — указал я ему на стул.
Сурин сел послушно и попытался овладеть собой.
— Он в отцы ей годился, — сказал он уже несколько спокойнее. — Какая может быть тут любовь? И потом, ну какая девушка скажет Вам прямо: «Я продавалась за деньги».
Да, ревнивец еще тот, вспыхивает как порох. И жене, между прочим, до сих пор связи с Епифановым не простил. Отличный он кандидат в убийцы. Я бы сказал, лучший из имеющихся.
— Где Вы были вчера, в одиннадцать часов вечера?
— Дома, — ответил он, — занимался медицинскими процедурами. Делал ванночки для рук из камфорного масла. В это время года меня сильно беспокоит ревматизм…
— Дома одни были? — перебил я очередной его перенасыщенный подробностями рассказ.
— Да, — подтвердил Сурин. — Арина в это время была в мастерской.
Итак, алиби нет у них обоих. Но если выбирать между мужем и женой, Сурин кажется мне куда более вероятным подозреваемым. Его я вполне могу представить бьющим ножом в спину сопернику. Правда, еще не стоит забывать о Надежде Епифановой. Вполне возможно, она знала о внебрачной связи отца. И от обиды за мать убила его. А теперь, возможно, хочет добраться и до отцовской любовницы. Сил и характера у Надежды Кирилловны на это точно хватит. В общем, подозреваемых хватает.