Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Благодарю, — усмехнулся я в ответ, — но знаете…
— Я знаю, знаю! — перебил он меня. — Вы очень заняты! И тем не менее, заходите запросто. Я принимаю по четвергам. У меня собирается небольшое общество, все свои. Кстати, бывает и ваш полицмейстер. Так что, заходите!
И, поклонившись мне на прощание, он направился к экипажу.
Я же с трудом разжал зубы, проводил его взглядом и пошел в гостиницу. Очень хотелось вымыть руки, особенно правую.
Номер госпожи Нежинской располагался на втором этаже гостиницы. Дверь была распахнута, и по комнатам сновали лакеи, распределяя багаж гостьи. Сама Нина Аркадьевна в безупречном наряде
— Якоб! — Нина с улыбкой протянула мне руку для поцелуя. — Здравствуй!
— День добрый, Нина Аркадьевна, — ответил я, касаясь губами ее перчатки.
— Вот мои покои! — провела меня по номеру Нежинская, будто бы случайно забыв отпустить мою руку. — Всего две комнаты, но мне больше и не нужно. Я подумала, что в гостинице будет лучше всего. Дом мне пока не по карману, а селиться на квартире как-то вульгарно.
Я осторожно забрал у нее руку, стараясь, чтобы это не выглядело грубо. Левую руку, кстати. Так что обе мыть придется.
— Ну что ты такой серьезный? — заглянула она мне в глаза с нежной улыбкой. — Ты не рад, что я поживу с тобой, в твоем городе?
Тонкая, едва заметная пауза между «с тобой» и «в твоем городе», резанула мой слух. Это, несомненно, был вопрос. И он требовал ответа. Что ж, ответ у меня готов.
— Напротив, — ответил я ей официально-любезным тоном, — пришел поинтересоваться, не нужно ли чего, не беспокоит ли кто.
— О, это очень приятно, что у нас полиция интересуется, как устроились гости города, — язвительно произнесла Нина Аркадьевна. — Благодарю, не жалуюсь. А ты знаешь, впрочем, — добавила она, изображая встревоженность, — за мной кто-то ходит. Два каких-то господина следуют попеременно за мной по улицам. И одного из них я видела в Петербурге, в твоем обществе.
— Странно! — ответил я ей притворством на притворство. — Мои знакомые здесь, в Затонске? Я разберусь. Надолго ли к нам? — поинтересовался я небрежно.
— Пока на полгода, — ответила Нежинская, — дальше посмотрим.
— Жизнь при дворе так вредна для здоровья?
— Истощает нервы, — сделала она вид, что не заметила сарказма в моем голосе. — А ты не пил местные воды?
— Да нет, как-то пока в голову не приходило, — усмехнулся я в ответ.
— Напрасно! Их целебные свойства известны по всей России.
Нина Аркадьевна почувствовала, что я собираюсь окончить разговор, и как бы случайно встала так, чтобы преградить мне путь к двери.
— Ну что ж, отдыхайте, не буду задерживать, — вежливо поклонился я ей. — Позвольте откланяться?
— Ну, к чему этот официальный тон! — она заглянула мне в глаза. — Мы же теперь соседи. Город маленький. Давай будем дружить.
М-да… Сплошные друзья и соседи.
— Удивительно, но сегодня я уже слышал эти слова, — чуть усмехнулся я ситуации. — Всего доброго.
— По чашечке кофе? — попыталась она меня задержать.
— Спасибо, дела, — ответил я, уже не скрывая резкости.
— До скорого! — донеслось мне вслед.
Ну, уж если только это будет зависеть от меня, скоро мы не увидимся.
Для беседы с Егором Фоминым я пригласил доктора Милца. Он хоть и напомнил мне, что душевные болезни не являются его профилем, тем не менее согласился охотно. Видно было, что ему чрезвычайно любопытно увидеть подобный феномен.
Егор,
— Да, припоминаю, — солидно произнес он, крутя в пальцах переданную мною медальку, — я получил ее от комитета дам-благотворительниц. Я снял помещение для вечера в пользу сирот. И взял на себя кое-какие мелкие расходы. В сущности, пустяки, не о чем говорить.
Странно было слышать интонации и слова взрослого солидного человека, произнесенные ломающимся голосом подростка.
Доктор тоже наблюдал за поведением Егора с крайним интересом.
— Да замолчи ты, шут гороховый! — подхватился с криком со стула отец мальчика. И обратился к нам просительно: — Господа, это болезнь его говорит, это не он сам.
— По крайней мере, он неплохо вжился в роль, — сказал я, задумчиво глядя на Егора.
— Значит, вы отрицаете какие-то отношения с господином Епифановым? — спросил я родителей.
— Мы от Егора впервые это имя услышали, — ответила мать.
— У вас ведь мастерская, а Епифанов много торговал, и лесопилка у него была, — сказал я отцу Егора. — Уверены, что у Вас не было с ним никаких дел?
— Конечно! — уверенно ответил тот. — Я еще способен помнить своих заказчиков.
— Егор Вам помогает? — продолжил я расспрашивать Фомина-старшего.
— Да какой из него помощник! — где-то даже презрительно отозвался папаша. — Вы посмотрите на него, Ваше Благородие.
Я отметил его недовольное лицо, горестно заломленные брови матери, смотрящей на сына со стыдом и жалостью. Да, мальчишке живется явно несладко.
— Я понимаю, что это Ваш долг — все выяснить, — обратился вдруг ко мне Егор, — но, право, Вы потратите мое время. Я никогда не был знаком с этими людьми.
И он снова опустился на стул, всей позой своей изображая вежливое терпение.
— Значит, такое поведение не свойственно Вашему сыну? — обратился я к родителям.
— Да приступ у него, — вздохнул отец, — были б мы дома, я бы его сейчас в воду окунул, и все бы прошло.
— Все бы прошло? — мне стало любопытно. Я налил стакан воды и жестом предложил отцу Егора продемонстрировать нам свой метод лечения. Он смешался сперва, но потом подошел к сыну и резко плеснул тому водой в лицо.
Метаморфоза, произошедшая с Егором, впечатляла. От вылитого на него стакана воды он вскинулся, будто резко просыпаясь. А в следующую секунду перед нами сидел мальчишка четырнадцати лет, донельзя смущенный и со страхом поглядывающий на отца. Поговорив с ним буквально несколько минут, я понял, что передо мной действительно ребенок, причем ребенок перепуганный. Полагая, что в отсутствие родителей мальчик может стать раскованнее, я попросил у них дозволения провести очную ставку Егора с Ариной без их присутствия. К моему удивлению, они согласились весьма охотно. Видно было, что отцу не терпится убраться из полиции и ему абсолютно все равно, о чем я собираюсь допрашивать его сына. Мальчик явно был для него стыдом и обузой.