Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Так князь просил ее руки, — пояснил Петр Иванович. — Так что все смешалось, все в смятении в нашем доме.
Я почувствовал, как душу мою сковал ледяной холод. И одновременно во мне поднялась горячая волна яростной ревности, не способная растопить этот лед, но готовая сокрушить все на своем пути.
— Могу ли я рассчитывать, если новости будут, что Вы дадите знать? — спросил Петр Иванович, не замечая, к счастью, моего состояния.
— Да-да… — ответил я ему машинально. — Конечно.
— Благодарю, —
Я стоял посреди улицы и не был способен шагу ступить. Как же так? Я ничего не понимаю! Ведь вчера мне показалось… Да нет, мне не показалось, я ясно видел… Но как она могла… И почему мне ничего не сказала? Или это ее родители заставили? Мария Тимофеевна вполне могла. Но это же Анна Викторовна, ее нельзя заставить! Так что же случилось?
Или я просто ошибся вчера? И то, что я счел вчера ее любовью ко мне, было лишь благодарностью за спасение? А я, дурак влюбленный, увидел в ее глазах нечто большее и сам себя убедил… А ведь она не сказала мне ничего вчера, ни слова! С чего же я решил…
Господи, как же больно! Я и не знал, что может быть настолько больно!
К счастью, работа, как и обычно, вмешалась, спасая.
— Ваше благородие, — подбежал Евграшин, отвлекая меня, заставляя вернуться в реальность, — нет его. С утра стрелял, потом куда-то ушел. Никто не знает.
С огромным трудом я заставил себя сосредоточиться и понять, о чем это он. Ах, да, отставной подпоручик Замятин, стрелок и потенциальный убийца. Я же приказал его привести.
— Найдите, — велел я Евграшину, — и в управление его.
Работа заставила меня собраться, заставила начать думать. И, тем не менее… Тем не менее, я просто не мог жить, не выяснив все. Я должен был знать правду. Ну не мог же я так ошибаться? Или мог? А она? Как она могла? Тем более, Разумовский…
Понимая, что снова погружаюсь в безумие, в котором перестаю собой владеть, я принял единственно возможное, на мой взгляд, решение. Я должен увидеть ее. Просто увидеть, я даже спрашивать ни о чем не буду. Мне достаточно будет взгляда. Кстати, у меня и повод есть, спасибо Петру Ивановичу.
И, послав Анне Викторовне записку с просьбой о встрече, я направился в парк, ждать. Все равно больше я ничем сейчас заниматься не мог, даже работать. Впервые было со мной такое, чтобы работа не могла меня от чего-то отвлечь.
Она пришла. Я издалека увидел, как она приближается к скамейке, где я обещал ждать ее, и оглядывается в недоумении, не видя меня. Я не смог ждать, сидя на одном месте, и пустился бродить вокруг.
— Анна Викторовна, — окликнул я ее, возвращаясь на аллею, — добрый день.
— Яков Платоныч, — она улыбнулась мне нежно и радостно, как всегда.
Может, и не случилось ничего? Может, этот стареющий бонвиван просто меня разыграл, заметив мои чувства к любимой племяннице?
Выглядела Анна расстроенной и как будто усталой. Но мне она была рада, я видел это. Видел!
— Как Вы? — спросил я, беря ее руку.
Нелепый, глупый вопрос, но ничего лучше мне не пришло в голову.
— Хорошо, — ожидаемо ответила она, не отнимая руки. — Слава Богу, с утра никаких происшествий не случилось. Хотя я знаю, что у Вас уже…
— Да, — ответил я. — К счастью, пострадавший жив.
Мы медленно шли по аллее, держась за руки, будто дети. Я ощущал ее руку в своей, смотрел на нежный профиль, на упрямый завиток на виске, вечно притягивающий мою руку. Казалось, все было как всегда, и даже лучше того. Но я не чувствовал обычного покоя, всегда охватывающего мою душу рядом с ней. Да и Анна Викторовна, пусть и вела себя, как обычно, выглядела напряженной. Что-то было не так, но я не хотел верить в то, что упрямо лезло мне в голову. Я думал, мне достаточно будет лишь увидеть ее, и все мои страхи исчезнут. Но они не уходили. Напротив, становилось все страшнее с каждым словом, с каждым шагом.
— Я был у Разумовского, — попробовал я перевести разговор на пугающую меня тему. — Попросил прислугу составить список, кто приходил накануне исчезновения Элис.
— Да, Элис, — сказала Анна Викторовна, не отреагировав на мое упоминание о князе. — Мне до сих пор, знаете ли, не верится, что она попала.
— Одно дело закрыто, — сказал я, останавливаясь так, чтобы видеть ее глаза, — а здесь опять стрельба.
Глаза были такие же чудесные, как всегда, только более грустные, нежели обычно.
Все, не могу больше бояться. Эта неизвестность невыносимее всего. Я просто спрошу, и все закончится, так или иначе.
— Вас можно поздравить? — задал я свой вопрос.
— С чем? — не поняла Анна Викторовна.
— Говорят, замуж выходите? — спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал, как обычно.
Даже улыбнуться смог. Улыбка, кажется, получилась кривоватая, но уж какая есть.
— Ну, это Вы с чего взяли? — спросила Анна Викторовна.
— Слышал, князь просит Вашей руки, — произнес я с трудом.
Лучше бы не произносил. Яростная ревность нахлынула вновь, заставляя сердце биться на пределе скорости, лишая рассудка.
— Просит, — согласилась Анна с улыбкой. — И что же?
Она выглядела… довольной, радостной даже. И в глазах прыгали голубые искорки. Этого просто не могло быть! Я почувствовал, как во мне начал зарождаться гнев. Она что, даже сказать мне не собиралась? С ее точки зрения, это не мое дело?
— Вы что, согласились? — спросил я, не в силах поверить своим глазам.