Яков. Воспоминания
Шрифт:
Подойдя к столу, я размотал бечевку, которой был перетянут сверток. Серебряные вилки и ложки со звоном рассыпались по скатерти. Воеводин опустился на диван, будто у него колени подломились. Но взял он себя в руки довольно быстро.
— Удивительно, — произнес он, пытаясь выдать потрясение за восхищение моими действиями. — Она что ж, забыла их взять или не успела?
Итак, Воеводин продолжает обвинять в краже горничную. Но я уже знаю, что Татьяна мертва. И что-то подсказывает мне, что не сбегала она, как и серебра не крала. Но торопиться
— Да, действительно странно, — согласился я с ним. — А кто-нибудь еще в доме мог спрятать это серебро?
— Нет, никто не мог, — ответил Воеводин, отводя глаза. — В доме только я и моя воспитанница Полина. Она не могла. Зачем ей?
— А что, — спросил я его, — в доме больше никто не бывает?
— Нет, — ответил он. — Был секретарь еще, но я его уволил несколько месяцев назад.
— Причина?
— Обленился! — пояснил Воеводин.
— Так значит, получается, — принялся рассуждать я, — Ваша горничная серебро не брала.
— Получается, что не брала, — согласился он, — зато деньги украла. Двадцать рублей!
Вот как? Новый поворот сюжета. Теперь еще и деньги. А сумма немаленькая, и не только для горничной. Что ж он раньше про деньги-то молчал?
Интересно, почему Воеводин так хочет оговорить покойную Татьяну? Или думает, что если ее воровкой ославить, так я искать ее меньше буду? Нет, вряд ли. Тут другое что-то, чего я не понимаю пока.
— Может быть, она в деревне, у родных прячется, — выдвинул версию обворованный домовладелец.
— Да нет, проверяли мы там, — возразил я, — нет ее.
В этот момент в комнату вошла молодая барышня.
— А вот и Полина, — представил ее Воеводин, с видимым облегчением отвлекаясь от неприятного разговора. — Представь, дорогая, — радостно обратился он к воспитаннице, — ложки нашлись!
— Следователь Штольман, — представился я барышне, видя, что Воеводин нас представлять не торопится. — Скажите, а может быть, Вы знаете, кто мог спрятать это серебро за комод?
— За комод? — удивилась Полина. — Надо же! Так может, Татьяна припрятала, да забыла?
— Вот и я о том же говорю, — поддержал воспитанницу Воеводин.
При этом он будто невзначай взял ее за локоток и почти что всем телом прильнул. Полина довольно резко руку отняла и отстранилась. Так, одной проблемой меньше, интуиция моя в порядке. Ясно, что я почуял в слащавости Воеводина и почему мне захотелось с первого взгляда применить к нему грубые методы. Жаль, не получится пока что. Но, полагаю, это временно.
— Ну что ж, — сказал я, решив, что для одного раза увидел достаточно. — Будем продолжать искать Вашу горничную.
И на этом откланялся, оставив Воеводина с Полиной и его ложками. Тот проводил меня с явным облегчением. Это он зря, я вернусь еще.
В управлении меня дожидался Коробейников,
— Печальная картина-с, — рассказывал Антон Андреич, утешая расстроенные нервы сладким чаем, — Сушков этот на ладан дышит. Но утверждает, что слышал несколько выстрелов, то есть, похоже, что его подстрелил подпоручик. Дело ясное.
— Ну, я бы не стал так торопиться с выводами, Антон Андреич, — сказал я задумчиво. — Пока ищут подпоручика, Вы отправляйтесь к супруге пострадавшего, поговорите, присмотритесь. Да, и на почтамт загляните, узнайте, что за человек был этот Сушков, как себя на службе проявлял, ну и вообще…
— Понял, — кивнул Коробейников, наскоро допивая чай. — Будет исполнено.
Сам же я, проводив его, взялся за давно откладываемую мной бумажную работу. Разумеется, вся эта писанина спокойствия мне не добавит, но отвлечет с гарантией.
— Вот так Сушков! — раздался спустя некоторое время радостный голос моего помощника, вытаскивая меня из бумажного болота. — Простой почтовый чиновник, — продолжал Коробейников, входя в кабинет и присаживаясь к моему столу, — но за ним что-то кроется, что-то здесь не так.
Он вывалил на мой стол целую пачку каких-то газет:
— Извольте взглянуть. Газеты! Наш «Затонский телеграф». Казалось бы, ничего особенного, верно?
Судя по всему, Коробейников раскопал что-то действительно выдающееся и теперь готов был преподнести мне свою находку со всей театральностью. Я терпел, позволяя ему торжествовать. Это просто молодость, радость открытия, любовь к своей работе. Я тоже таким был, тысячу, нет, уже миллион лет назад.
— А Вы взгляните! — продолжал Антон Андреич, вкладывая мне в руки газетный сверток. — Голыми руками, можно сказать, из пламени выхватил! Жена Сушкова хотела сжечь.
— Зачем? — спросил я, потому что с первого взгляда ничего необычного в газетах не увидел.
— Он буквы вырезал, — пояснил Коробейников и, разрезав бечевку, стягивающую сверток, показал мне изрезанный газетный лист.
А вот это уже серьезно! Это мотив, несомненно. И наша случайная жертва, похоже, была подстрелена вовсе не случайно.
— Но это только начало, — продолжил Антон Андреич все также возбужденно. — Эту спиртовку я нашел в его рабочем столе, на почте. Примечательно, что никто никогда не видел, чтобы он ею пользовался.
Спиртовка перекочевала из кармана Коробейникова на мой стол, а новости у моего помощника по-прежнему не заканчивались.
— И это еще не все, — заявил он. — Внимание!
И развернул передо мной еще один номер «Затонского телеграфа», на этот раз аккуратно сложенный конвертиком.
— Еще одна газета? — спросил я его.