Яков. Воспоминания
Шрифт:
Понятно теперь, для чего Петр Миронов искал меня. Жаль только, я не могу поделиться с ним своими выводами. Человек он хороший, но совершенно непредсказуемый. Помочь он мне не сможет ничем, а вот помешать, сболтнув не то и не там, вполне в силах. Так что придется мне Петра Ивановича разочаровать.
— Знаете, — сказал я ему, — мне не раз приходилось видеть, как люди, побывавшие в плену у жестоких преступников и убийц, начинали испытывать сострадание к своим мучителям.
— Вот Вы о чем, — Петр Миронов поскучнел и вроде даже слегка обиделся. — Вы думаете, это
— А может, вы и помощь ему предложили? — поинтересовался я осторожно.
— Ну, это уж каким образом, Яков Платоныч? — произнес Миронов со слишком искренним недоумением.
Я внимательно вгляделся в его глаза. Петр Иванович старательно выдержал мой взгляд, сохраняя предельно честное выражение лица.
— Почему-то уверен я, что Вы дали ему слово, — сказал я, усмехнувшись, — и наверняка сдержали бы его при других обстоятельствах.
Петр Иванович, поняв, что раскрыт, смущенно поправил шляпу и тяжело вздохнул.
— Он, знаете, сказал, — произнес он, понизив голос, — что если что-то будет нужно, чтоб я послал записку на Староконюшенную, четыре.
В этот момент к нам быстрыми шагами приблизилась Анна Викторовна. Полный семейный сбор у них тут сегодня, как видно. Интересно, а адвокат Миронов тоже ожидается?
— Аннет! — радостно приветствовал Петр Иванович племянницу.
— Яков Платоныч, — не обращая внимания на дядю, обратилась ко мне Анна Викторовна с волнением и предельной серьезностью, — очень хорошо, что вы здесь.
— Что случилось? — опередил меня вопросом Петр Иванович.
— Я почти уверена, — вымолвила Анна Викторовна, — что Вере Кулагиной грозит опасность.
— Откуда Вам это известно? — спросил я, покосившись на Петра Миронова.
Неужели он посмел вовлечь Анну в свое тайное общение с преступником? Не дай Бог это окажется так, я ведь не пощажу!
— Матвей Кулагин, — сказала Анна Викторовна смущенно.
Ну, слава Богу, духи. Я еще раз покосился на Миронова. Он смотрел на меня с тревогой, готовый, как видно, защищать племянницу, если я выкажу недоверие к ее известию. Вот только никакого недоверия я не испытывал, только острую тревогу. Я с самого начала предполагал, что Вера Кулагина знает куда больше, чем согласилась мне поведать. Но если преступники того же мнения, то она сейчас и в самом деле в опасности. Ее не трогали два года, потому что она промолчала на суде. Но сейчас дело снова поднято, и преступник вполне может испугаться того, что Вера мне что-либо расскажет. Так что предупреждение вполне обоснованное, лишь бы оно не запоздало.
Я вскочил в экипаж и приказал кучеру трогать.
— Только будьте осторожны, — сказала мне вслед Анна.
Буду, обязательно буду, Анна Викторовна. Если получится.
Мы не успели. Когда я, взяв в управлении наряд городовых, подъехал к дому Кулагиных, там уже была суета. Мы опоздали минут на десять, но этого хватило. Преступник выстрелил в Веру через окно.
— Кажись, жива еще, — доложил мне городовой дежурного наряда, прибежавший в дом на звук выстрела.
Вера Кулагина лежала на
— Вера, — позвал я ее. — Госпожа Кулагина, Вы меня слышите?
Ее рука в моей была холодной и абсолютно безвольной. Она не слышала меня, не могла.
— Поднимайте, — велел я городовым, — несите в экипаж. Только осторожно!
Если Вера все еще жива, нужно немедленно доставить ее в больницу. Может быть, у нее еще есть шанс? Пожалуйста, Господи, пусть он у нее будет!
— Везите ее в больницу, — велел я, — возле палаты поставьте охрану. И смотрите, аккуратно. По дороге не растрясите, ранение тяжелое!
Городовые осторожно подняли Веру и вынесли за дверь. Мне хотелось бы поехать с ними, чтобы поскорее узнать прогноз врача. Но я должен был работать сейчас, и на место чувства вины постепенно пришли злость и желание поймать и наказать мерзавца, стрелявшего в нее.
Стекло разбилось вдребезги, и на занавеске остался след от пули. Трудно определить, от какой, но кажется, калибр невелик. Вряд ли ружье, скорее револьвер. Впрочем, пулю-то я получу, тогда и узнаю, из чего стреляли.
— Господин управляющий, — позвал я, — а где Вы были в момент выстрела?
— На заднем дворе, — ответил он. — Вдруг услышал вроде хлопок какой-то. Я прибежал сюда, а тут…
— А в окне Вы никого не заметили? — спросил я его.
— Нет, никого, — ответил управляющий. — Я же не понял сразу, что это выстрел.
— А за последние сутки к хозяйке никто не заходил? — поинтересовался я.
— Нет, никого не было, — покачал он головой. — Но я ведь не постоянно дома. Может, не увидел.
Что-то этот управляющий скрывает, как мне кажется. Но вряд ли это относится к смерти Веры. Тогда к чему? Впрочем, это подождет. Но нужно будет сказать Коробейникову, чтобы разузнал о нем побольше.
В больницу я опоздал тоже. К тому моменту, как я вошел в палату, Вера Кулагина была уже мертва.
— Откровенно говоря, Яков Платоныч, — мрачно сказал мне доктор Милц, вместе со мною глядящий на мертвое тело на кровати, — что-то я недоволен собой.
— Не казнитесь, Александр Францевич, — ответил я ему со вздохом. — Я видел рану.
Доктор Милц горько вздохнул, то ли соглашаясь со мной, то ли просто недовольный очередным свидетельством несовершенства мироздания.
— Она перед смертью какого-то Андрея звала, — сказал он. — Да, и еще он сказала, что убила кого-то. Так и сказала: «Я убила».
Я только головой покачал. Это предсмертное признание не имело смысла. Я уже точно знал, кто убил Матвея.
— Если я все правильно понимаю, — спросил меня доктор, — пулю надо извлечь?
— Да, как можно скорее, — ответил я ему. — И у меня просьба: о ее кончине пока никому не распространяйтесь.
— Разумеется, — согласился доктор Милц.
Вопросов он мне не задавал. То ли полагал это не своим делом, то ли видел, что мне не до разговоров сейчас. Но один разговор к нему у меня был, и очень важный при том.