Яков. Воспоминания
Шрифт:
Я и в самом деле слышал. А Елену Полонскую даже видел в прославившей ее постановке пьесы «Прометей», автором которой был как раз Тропинин. И пьеса, и игра великой актрисы произвели на меня неизгладимое впечатление.
— А еще приглашен князь Разумовский, — продолжил рассказывать господин Трегубов, — и госпожа Нежинская, и Мироновы ожидаются.
Я почувствовал злость, в данном случае совершенно бессмысленную. Да уж, и в самом деле изысканное общество. Очень рад, что мне не придется его выносить. Впрочем, для подобных собраний
Но увы, как выяснилось, работа и изысканное общество оказались вполне совместимы. Поздно ночью, едва я успел заснуть наконец-то, как стук в дверь поднял меня с постели. Этот стук, слишком уж торопливый и настойчивый, встревожил меня почему-то больше обычного. Как и раздавшийся следом голос Ульяшина:
— Яков Платоныч! Убийство. Его Высокоблагородие за Вами послали.
Я впустил околоточного, чтоб не орал на лестнице. Люди спят все-таки. И, пока собирался и приводил себя в порядок, выслушал его версию того, с чем мне предстояло иметь дело. Новости не радовали. Ульяшин сообщил мне, что слуга Гребнева привез записку от нашего полицмейстера. Господин Трегубов требовал срочно прибыть в поместье с городовыми, так как Алексей Гребнев пропал, а в парке слышали выстрел.
Когда мы прибыли в имение, уже рассвело. За это время ситуация изменилась весьма, и в худшую сторону. С рассветом был найден пропавший Алексей Гребнев, мертвым. Застрелен в парке, обстоятельства неизвестны, предположительно, самоубийство. Все это сообщил мне Григорий, управляющий Гребнева, когда встретил меня по приезде в имение.
Сопровождаемый управляющим, я прошел по парку к месту смерти Гребнева, где ждал меня наш полицмейстер. Ночью резко похолодало и выпал снег, так что уже было понятно, что обнаружить какие-либо следы будет непросто.
— Ну что стоишь, тетеря, — послышался знакомый голос господина Трегубова, командующего городовому. — Иди вниз посмотри.
Я приблизился. Алексей Гребнев лежал под деревом на спине. На груди был след от пули, рядом лежал и пистолет. Однако я уже в первого взгляда видел, что не самоубийство это, имитация.
— Хотя, какие следы, — вздохнул Николай Васильевич, — ночью все замело.
— А почему сразу не сообщили? — спросил я его.
По словам управляющего, вкратце рассказавшего мне по дороге о происшествии, я уже знал, что Алексей пропал вчера еще днем, перед обедом.
— Так тело только под утро нашли, как рассвело, — пояснил управляющий. — К тому времени за Вами уже послали. Вот Николай Васильич и приказали.
— Да, искали всю ночь, это точно, — подтвердил полицмейстер. — Надеялись, думали, что просто из дома ушел. На рассвете обнаружили. Яков Платоныч, — обратился он ко мне, отводя меня в сторону, — это как же так-то? Из-за пьесы застрелиться! Вы уж без лишних формальностей. Елена Николавна просили: не надо следствия и прочих дел. Зачем, говорит, раздувать, коли сам счеты свел.
— А
— А разве не так? — изумился господин Трегубов.
— Убийство это, — ответил я ему твердо.
— Как убийство? — взволновался наш полицмейстер.
— Определенно убийство, — пояснил я, — стреляли не ближе, чем с пяти шагов.
— Да кто ж его? — удивился управляющий, услышавший мои слова. — Посторонних не было.
— Ну, значит, кто-то из своих, — ответил я, разглядывая его пристально.
— Тут след! — крикнул Ульяшин, осматривавший кусты выше по склону. — Яков Платоныч, здесь следы от мужских ботинок. И портсигар.
Он передал мне найденную под кустом улику. Портсигар не из дорогих, но зато с гравировкой.
— Наставнику от любящих учеников, — прочел я.
— Отсюда, видимо, он и стрелял, — сказал Ульяшин, просматривая траекторию выстрела от кустов до лежащего тела. — То есть, убитый видел убийцу.
— Разумеется, видел, — ответил я ему. — Пуля прямо в сердце. По-видимому, здесь они выясняли отношения, и результатом этого и стал выстрел.
— Но убийца при этом заранее пришел с дуэльным пистолетом, — заметил Ульяшин. — Значит, шел убивать?
— Видимо так, — согласился я задумчиво. — А где второй пистолет?
— Да на своем месте, — ответил управляющий. — В кабинете.
— Ульяшин, Вы аккуратно заверните пистолет, — велел я околоточному. — Нужно его осмотреть. А тело в мертвецкую отправляйте.
— Слушаюсь, Яков Платоныч, — ответил он.
— А подозреваемые все на месте? — спросил я, когда мы направились к дому.
— Да где ж им быть? — ответил управляющий. — Ждут, как приказали.
Подозреваемые и в самом деле находились на веранде, и явно уже нервничали в ожидании. А также были весьма возмущены тем, что их свобода была ограничена.
— Прошу прощения, господа, за некоторые неудобства, — произнес я, входя и окидывая взглядом помещение, — но в данных обстоятельствах…
— Господа! — высокомерно перебил меня молодой человек, сидящий за роялем, видимо, начинающий оперный певец Алмазов. — Как-то Вы сурово с нами.
— Да уж, немилосердно, — добавил интеллигентный человек в пенсне, расположившийся на диване, должно быть, писатель господин Чехов, — господин…
— Штольман, Яков Платоныч, следователь, — представился я. — Николай Васильевич, наш полицмейстер. Вы уже знакомы.
— Позвольте все же полюбопытствовать, — резко обратился ко мне господин в летах, скорее всего, Тропинин, известный драматург, — по какому праву Вы нас заперли здесь под охраной, как преступников? Произошло несчастье, но это же не значит, что…
— Произошло убийство, — перебил его Трегубов.
— Убийство? — Тропинин был явно удивлен.
Впрочем, не он один. Все в комнате явно были поражены этим сообщением.
— Что Вы говорите? — посыпались вопросы со всех сторон. — Вы уверены?