Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Он действительно сказал мне: «Пощадите ее», — сказала Анна тихо. — И сделал это, потому что думал, что дух Алексея уже выдал мне имя убийцы, понимаете?
— Семенов думал, что Вы знаете имя убийцы? — уточнил я.
— Именно, — шепотом подтвердила Анна Викторовна.
— Кого-то он выгораживает, — вздохнул я.
Вовремя я успел прийти, однако. Сам ли Семенов убил Гребнева или пытается кого-то прикрыть, в любом случае Анна в его обществе в безопасности не была.
— Кого Вы выгораживаете? — резко спросил я Семенова.
— Господин следователь, Вы определитесь, — с неприятной
— Не валяйте дурака, господин Семенов, — сказал я ему с раздражением. — Кого Вы имели в виду, когда сказали: «Пощадите ее»?
— Хорошо, я все скажу, — волнуясь, произнес он, усаживаясь наконец-то. — Знаете, я имел в виду Сашу, дочь управляющего.
Мы с Анной Викторовной переглянулись в изумлении. Кажется, Саша не приходила в голову нам обоим. Лично я был уверен, что речь идет об Ольге, и готов был побиться об заклад, что и Анна думала о ней же.
— Грешным делом я подумал вначале, что это она, — зачастил Семенов, — но сейчас я понимаю, что это полный бред.
— И почему Вы решили, — спросил я, — что Саша стреляла?
— Понимаете, дело в том, — принялся рассказывать учитель, — что она недавно обратилась ко мне с такой деликатной просьбой, найти ей врача. Ну, чтобы избавиться от беременности. А Алексей как раз отец.
Господи, в этом деле мотивы плодятся с какой-то невиданной скоростью. Подобное мне и в голову прийти не могло. Мы с Анной Викторовной снова переглянулись. Судя по выражению ее лица, ее голову подобная идея тоже не посещала.
— Ну, между ними что-то такое было, знаете, как это бывает, — смущенно продолжал Семенов, — ну, а потом он вот…
— А почему, — перебил я его, — она обратилась с этой просьбой к Вам?
— Ну, как? Помилуйте, я ее знаю вот с такого возраста, — ответил Семенов. — Ну не к отцу же ей идти с такой просьбой?
— Хорошо, — вздохнул я, — Вы свободны. Прошу Вас, из поместья ни шагу.
— Портсигарчик я могу забрать? — спросил Семенов, поднимаясь.
— Нет, — коротко ответил я.
Появилась новая версия, и мне требовалось время, чтобы обдумать ее со всех сторон. Но что-то подсказывало мне, что Семенов снова солгал нам, пытаясь выгородить кого-то. И этот кто-то, скорее всего, Ольга. Вряд ли Саша, уж очень лихо он все про нее рассказал.
Кстати, судя по выражению лица, Анне Викторовне тоже не нравилась версия с виновностью дочери управляющего. Она уже успела нахмуриться и посматривала в мою сторону сердито. Ну, это не удивительно. Юная Саша, маленькая и хрупкая, вызывала у Анны, по всей видимости, желание защитить и уберечь. А сложное положение, в которое попала девушка, это желание лишь усиливало. А поскольку Анна Викторовна крайне не любила, когда я проверяю невиновность тех, кто ей симпатичен, то, кажется, начала сердиться на меня заранее. Вечный наш с нею конфликт. Сколько не объяснял я, что должен и буду проверять подозрения, и что это не означает вины, а наоборот дает возможность доказать невиновность, все равно каждый раз дело заканчивалось ссорой. Анну Викторовну обижали мои проверки, она воспринимала их почему-то не как часть моей работы, а как мое личное ей недоверие. Вот и теперь, кажется, мы уже поссорились.
Я хотел было пойти за ней и попробовать все же объяснить свою позицию. Это дело и без того достаточно сложное, не нужно ссор. Но тут открылась дверь, и на веранду весьма решительно вышла хозяйка дома, Елена Николаевна Полонская, в сопровождении Тропинина.
— Господин Штольман! — обратилась она ко мне с плохо скрываемым гневом в голосе.
— Я к Вашим услугам, — поклонился я ей.
— Я… Я звала Вас, — сказала Полонская. — Я Вас ждала.
— Простите, — извинился я, — неотложные дела следствия.
— Погиб мой сын, — сказала Елена Николаевна с волнением. — Можете ли Вы это понять?
— Я глубоко Вам сочувствую, — сказал я ей совершенно искренне.
— Я хотела бы знать, — сказала Полонская, — до каких пор это будет продолжаться.
Я взглянул на Тропинина, но он отвел глаза. Ясно было, что он не взял на себя трудную ношу сообщить матери о том, что ее сын был лишен жизни насильственным образом. И делать это придется мне, прямо сейчас.
— К сожалению, — ответил я ей, — дознание будет продолжаться до тех пор, пока убийца не будет изобличен.
— С чего вообще Вы взяли, что это убийство? — спросила Елена Николаевна. — Мой сын… — продолжила она, борясь со слезами, — мой сын был тонким и ранимым человеком. Я обидела его. Я одна во всем виновата. Я убийца!
— Ну, это фигурально, как Вы понимаете, — торопливо вступился Тропинин.
— Я понимаю, — успокоил я его.
— Мой сын покончил с собой, — сказала Полонская, взяв себя в руки немыслимым усилием. — Я прошу Вас прекратить следствие.
— Боюсь, это невозможно, — сказал я со вздохом, искренне сочувствуя ее материнскому горю. — Сожалею, но факты говорят, что произошло убийство.
— Какие факты?
— На одежде убитого нет следов пороха, — ответил я, — значит, стреляли в него с расстояния…
— Господи, я прошу Вас, — воскликнула Елена Андреевна, борясь с рыданиями, — избавьте меня от этих подробностей!
И она выбежала из комнаты.
— Вы уверены, что это убийство? — спросил меня Тропинин.
Странный вопрос, право, особенно если учитывать, что как раз его я успел не только допросить, но и всерьез заподозрить. Или он надеялся, что я позже передумаю?
— Никаких сомнений, — ответил я ему. — Вы, когда гуляли в парке, за несколько минут до выстрела… Вы сказали, Вы никого не видели?
— Никого, — подтвердил он.
— А где был господин Семенов?
— Семенов? — задумался Тропинин. — Я не знаю. Он появился потом, когда все собрались на веранде. Ах, да, я вспомнил, — добавил он вдруг, — он тяжело дышал, был очень возбужден, как будто бежал откуда-то.
На веранду торопливо вышел Ульяшин.
— Яков Платоныч, — обратился он ко мне, — на два слова можно? Это срочно.