Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Стреляться? — изумлению моему не было предела.
Ну, и кто мне расскажет, почему я узнаю подобные подробности жизни убитого только к вечеру, хотя расследование идет с утра?
— Вот-вот, — ответил управляющий, — дуэль между Алексеем и Семеновым. Вы не знали?
Нет, я не знал. Мне никто не рассказал, и он в том числе! Надеюсь, хоть теперь расскажет.
— Что за дуэль? — спросил я его.
— Из-за Ольги, разумеется, — ответил управляющий. — Все из-за нее!
— Так дуэль не состоялась? — уточнил
— Ольга их разняла, — ответил он, — и помирила вроде бы.
— А пистолеты обратно вернулись в футляр заряженными, — задумчиво произнес я.
Мне вспомнилась фраза, которую передала мне Анна Викторовна: «Надо было разрядить пистолеты». Тот, кто убил Алексея Гребнева, знал о дуэли. И о том, что пистолеты не разрядили. Впрочем, практически все подозреваемые могли об этом знать.
— Я просто посмотрела, — проговорила снова Саша сквозь слезы. — Я просто посмотрела!
Ее отец глядел прямо перед собой в никуда, раскачиваясь в задумчивости.
— Свободны пока, — сказал я им обоим. — Только здесь, рядом будьте. Из дома не выходите.
Этих двоих подозреваемых я могу отставить. У них был мотив, и была возможность. Но они не убивали. Едва я их отпустил, отец и дочь покинули комнату, да тут же у двери и заспорили шепотом. У них были более серьезные проблемы, чем подозрение в убийстве. И видит Бог, я им сочувствовал.
— Что-то у меня уже голова идет кругом, — вздохнул Ульяшин, — Яков Платоныч, но она ж Вам об этом сразу сказала!
Даже мой сегодняшний помощник не понимал, зачем я провожу допросы, зачем пытаюсь разобраться. Хоть и работает со мной не первый день уже. Ему стало жалко несчастную Сашу, и он недоумевал, зачем я довел ее до слез, почему не поверил на слово сразу.
Да как они все не могут понять, что я для того и следователь, чтобы не верить на слово, чтобы каждое слово проверять. Хотя бы вот так, заставляя людей убеждать меня в своей искренности. Работа у меня такая, что тут непонятного?
— Семенова мне найдите, — велел я ему с раздражением.
— Слушаюсь, — повернулся было к дверям околоточный, но тут же и остановился. — Так он же сидит там, у веранды на скамейке.
Семенов и впрямь обнаружился именно там, где сказал Ульяшин. Сидел, мрачно глядя прямо перед собой, не замечая даже, что погода снова испортилась и посыпал мелкий снег. Когда я подошел, он лишь взглянул на меня коротко и вновь уставился в пространство.
— Три дня назад из ревности Вы вызвали убитого на дуэль, — сообщил я ему. — И следы от Ваших ботинок мы обнаружили на месте преступления. Вот такая картина против Вас складывается.
Он по-прежнему молчал, глядя перед собой и никак не реагируя на мои слова.
— Это Вы убили Алексея Гребнева? — спросил я жестко.
— Я, — взглянув на меня, ответил Семенов.
Врет. Вот вижу, что врет, но доказать не могу. И придется теперь тратить время и силы на его
— Вы арестованы, — сказал я ему и велел Евграшину, стоявшему неподалеку: — Проводите господина Семенова в гостиную. И глаз с него не спускайте.
Лишь теперь я заметил, что от крыльца за всей сценой наблюдает Анна Викторовна. Сейчас она снова скажет, что я арестовал невиновного? Надеюсь, хоть в этот раз мне удастся объяснить ей мои резоны.
— Семенов не виновен, — сказала мне Анна, едва я подошел ближе.
Да, ничего другого я и не ожидал услышать. А что я должен делать с человеком, признавшимся в убийстве? Я обязан арестовать его, как она не понимает!
— Я слышала их разговор, — продолжила Анна Викторовна.
— Духов? — спросил я с иронией.
— Нет, — сердито ответила Анна, — Семенова и Ольги.
— Он только что сам во всем признался, — сказал я ей.
— Он ее выгораживает, — продолжила она спорить.
— И улики все против него, — обратил я ее внимание.
— А князя Вы тогда зачем преследуете? — спросила со вздохом Анна Викторовна.
Ах, вот в чем дело, оказывается? Я оскорбил Его Сиятельство, и Анна Викторовна его защищает!
— А потому что до конца не уверен, — ответил я, сдерживаясь пока.
— Полонская умерла, — вдруг сказала Анна.
— А это Вы откуда знаете? — уточнил я.
— Видела ее только что, — ответила она расстроено. — Ее уже точно нет. А князь невиновен, — добавила она вдруг.
— Ну, конечно, — ответил я раздраженно, — князь ведь, как жена Цезаря, вне подозрений!
— Господи, это невыносимо! — взорвалась Анна Викторовна. — Когда Вы наконец начнете мне доверять?
Я ей не доверяю? Я?! Я верю каждому ее слову, я даже в духов ее верить научился! Я, ни минуты не сомневаясь, только что принял на веру информацию о смерти Полонской. И я по-прежнему не доверяю ей? А она мне? Она мне доверяет? Вот князю доверяет, хоть он и не заслуживает этого. А мне не верит, постоянно подозревая меня в каких-то злых умыслах, в попытках посадить невиновного, еще неизвестно в чем. Она не верит даже в то, что я верю ей!
— А я доверяю Вам, — ответил я едва ли не со злостью. — Только Вы требуете какой-то безоговорочной веры! Вы что, мессия?
— Знаете что? — внезапно сказала Анна. — Пожалуй, я приму предложение князя.
Холод охватил меня, сковав сердце.
— Зачем? — спросил я и почувствовал, как голос едва мне не изменил. — Или, может быть, Вы дали уже согласие?
— Нет! — ответила Анна сердито. — Но, кажется, дам!
Она резко повернулась и ушла в дом. А я остался на ступенях крыльца. Мой мир только что обрушился окончательно, и я отчетливо понимал, что сам, своими руками, разрушил его. Я повернулся и быстро пошел в парк. Никто не увидит моего отчаяния. Никто.