Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Яков Платоныч, — позвал меня Евграшин. — Давайте я Вас до церкви отвезу, туда и доктора можно позвать. Нам все равно инструменты нужны для Ребушинского, прикован он.
— А Серебряков? — спросил я.
Евграшин отрицательно качнул головой. Серебряков при взрыве не выжил.
Что ж, Евграшин был прав, нужно выбираться отсюда. Он помог нам всем погрузиться в коляску. Не выпуская плачущую Анну из рук, я устроился сзади, а Петра Ивановича городовой посадил на козлы рядом с собой.
К счастью, до подворья было подать рукой. Послали посыльного за доктором. Анна Викторовна
Как ей удалось понять, Серебряков, начитавшись глупой похвальбы Ребушинского, похитил журналиста. Но добиться от него ничего не смог, естественно. И тогда он решил похитить и Анну, чтобы она рассказала ему, как икона открывает путь к кладу. Анна Викторовна хотела поехать в управление, потому что дух невесты Кудеяра предупредил ее, что тот снова замышляет убийство. Но села на подвернувшегося под руку извозчика, которым оказался Серебряков, и пришла в себя уже в подвале.
Серебряков угрозами заставил ее выдать тайну иконы, но когда он стал разбивать стену, раздался взрыв. Анна Викторовна утверждала, что видела смеющийся дух Кудеяра у него за спиной в тот момент. Не знаю, было ли это на самом деле, или ей почудилось из-за последствий взрыва, но если это сделал дух, то я был благодарен ему за то, что наказав виновного, он почти что не тронул остальных.
Вскоре приехал доктор, а вместе с ним примчался перепуганный Коробейников с целым отрядом городовых. Я отправил его на кладбище, заканчивать дела. К тому времени городовые уже привезли раскованного Ребушинского. Тот был в полном порядке, только оглох слегка от взрыва и громко жаловался на головную боль. А еще он проклинал Серебрякова, полицию и, почему-то, Анну Миронову. Хорошо, что его поместили в соседней комнате, иначе, честное слово, я бы не сдержался. Но Анна Викторовна держалась за мою руку, и отойти от нее я не смог бы себя заставить ни за что на свете.
Александр Францевич осмотрел Анну и не нашел в ее состоянии ничего опасного, лишь легкую контузию и последствия сильного потрясения. Впрочем, он предупредил, что, учитывая только что перенесенную болезнь, ей следует поберечься и отдохнуть пару дней. Анна Викторовна, уже совсем овладевшая собой, пообещала ему это, улыбнувшись.
Петра Ивановича, у которого оказалась сломана рука, и оглохшего Ребушинского доктор забрал в больницу, велев Коробейникову проследить, чтобы останки Серебрякова отправили в мертвецкую.
А меня, взглянув пристально, доктор Милц попросил заехать к нему после того, как отвезу Анну Викторовну домой.
Добравшись до Мироновых, я передал Анну Викторовну родным, выслушав неизбежную порцию обвинений от ее матушки, а пуще — от тетушки. Анна пыталась было меня защищать, но ее никто не слушал. В результате она расстроилась до слез, и дело шло к громкому скандалу, но вмешался Виктор Иванович, мгновенно наведший порядок. Он отправил Анну отдыхать, как и рекомендовал доктор, урезонил Марию Тимофевну и ее сестру, а затем подступился ко мне с расспросами. Адвоката Миронова крайне интересовало случившееся,
Рассказав крайне встревоженному Виктору Миронову о том, что случилось, а также и о том, что его брат пострадал, я подвез его до больницы. Петр Иванович был уже в порядке, слава Богу, хотя руку ему пришлось зафиксировать. Впрочем, своим ранением он даже гордился.
Оставив братьев Мироновых, я отправился в царство доктора Милца. В глубине души меня чрезвычайно беспокоило его приглашение. Чудилось, что он позвал меня, чтобы рассказать что-то наедине, и что с Анной все вовсе не так хорошо, как он пытался это представить.
Но все оказалось иначе. Едва я вошел, как доктор, кивнув удовлетворенно, молча достал бутылку коньяку и налил мне сразу полстакана. Никогда не испытывал я такой благодарности, как в этот момент. Черт с ней, с работой, справится там сегодня Коробейников. А я сейчас просто посижу с доктором и расскажу ему всю историю. И успокоюсь заодно. Сейчас, когда все закончилось относительно благополучно, меня, как обычно, накрыло последствиями. Взбесившееся воображение рисовало картины одну страшнее другой. Так что хороший коньяк, а пуще того, хороший собеседник мне были просто необходимы. И Александр Францевич в этом качестве был абсолютно вне конкуренции.
На следующий день в мой кабинет пожаловал господин полицмейстер. Был он неожиданно тихий и расстроенный. Видимо то, что один из его подчиненных оказался убийцей, огорчило Николая Васильевича до крайности.
— Да, — вздохнул Трегубов. — А ведь он и меня обвел вокруг пальца. С такими рекомендациями поступил. О сыне рассказывал, который от болезни умер. Так что все-таки случилось? — спросил он, с благодарностью принимая из моих рук чашку с чаем. — Господин Ребушинский такие страхи рассказывал!
Я скрипнул зубами. Про Ребушинского я даже слышать сейчас не мог, а про его рассказки тем более.
— Да ничего сверхъестественного, — ответил я. — Скопление газов, произошел взрыв. Серебряков сразу и скончался. А Петр Иваныч, спасая Анну Викторовну, даже ранение получил.
— Хороший человек, — отозвался Николай Васильевич, — правда, со своими завихрениями, но кто без них? Так зачем Серебряков дьякона убил?
— Серебряков приходил к дьякону так же, как к Мазаеву, узнать о секрете иконы, — пояснил я. — Видно, в процессе разговора увидел на стене план кладбища. Такой же план был изображен на иконе в ногах святого. Он понял, что клад находится на кладбище, и то же самое, видно, знал дьякон. Это и решило его судьбу.
— Душегуб взбесившийся, — тяжело вздохнул Трегубов. — Из-за смерти сына совсем разум потерял. Но что самое занимательное во всей этой истории, что господин Ребушинский вместе с Анной Викторовной солидный процент от клада получит.
— Да, кому-то везет, — усмехнулся я.
Дверь распахнулась, и вошел Антон Андреич.
— О, а вот и господин Коробейников, — оживился полицмейстер. — Под Вашим присмотром каким орлом стал!
— Рад стараться, — отозвался мой помощник, слегка встревоженный непривычной похвалой начальника.