Яков. Воспоминания
Шрифт:
Нина улыбалась, и голос ее не дрожал, но я видел, что она практически в истерике. Что ж, возможно, в этот раз она захочет услышать мое предложение. Ведь если она станет женой Брауна и доберется до его секретов, времени вовсе не останется. Разумовский разделается с ней немедленно. Ну, а со мной, полагаю, еще раньше. И тогда уже помочь ей будет некому.
— Быстро, — ответил я ей. — А я как раз пришел с планом о спасении.
— Меня ничто уже не может спасти, — рассмеялась Нина.
— Что, даже не выслушаешь? — спросил я ее.
— Зачем? Это уже не изменить! — ответила
— Ну какие такие крайние меры? — попытался я ее успокоить.
— Ты сам знаешь, — сказала Нежинская. — Меня найдут в реке. Отвезут к доктору Милцу. Я буду лежать голая на столе. А ты будешь рыдать!
Я отвернулся со вздохом. Ее истеричная злость была мне неприятна. Боюсь, мой запас сочувствия госпожа Нежинская уже исчерпала. И все же я готов был ей помочь, если она согласится дать показания против Разумовского.
— Я представляю, как ты тихо заплачешь в мертвецкой, — продолжала свой спектакль Нина, прервавшись лишь, чтобы заказать бокал шампанского у пробегавшего мимо официанта, — как будут вздрагивать твои плечи. А доктор Милц будет стоять у тебя за спиной с тесаком, ожидая своей очереди!
— Ну, так тем более послушай мой план, — попытался я вновь убедить ее, пересаживаясь на соседний с ней стул. — Ближайшим поездом ты уедешь в Петербург. Оставляешь письменные показания на все аферы князя, выставляя себя, разумеется, как невинную жертву шантажа. Потом переедешь в Европу, и я не дам ход этому документу, покуда не буду уверен в твоей безопасности.
— Безопасности? — с иронией спросила Нина, сдерживая слезы. — Где я могу быть в безопасности?
— В Париже, например, — предложил я. — Сделаем тебе другой паспорт, поживешь какое-то время под чужим именем.
— Под чужим именем? — переспросила Нежинская, глядя прямо мне в глаза. — А ты приедешь ко мне под чужим именем?
Я понимал в тот момент, что мне достаточно лишь солгать. Пообещать ей, что приеду, как только закончу историю с Разумовским. Если бы я был достаточно убедителен в своей лжи, она согласилась бы, я видел это. Но Бог мне судья, видимо, я все же недостаточно профессионален, потому что так солгать я не мог. Есть вещи, которых мужчина не имеет права делать ни при каких обстоятельствах. И такая ложь как раз из них. Я промолчал, но Нина прочитала ответ в моих глазах.
— Вот видишь? — улыбнулась она горько. — Как я смогу жить без тебя? Без Петербурга? Без своей жизни? Не годится твой план. Решено, — твердо сказала Нежинская, — я выйду замуж за Брауна.
Я только вздохнул. Она не понимала, не верила, что это решение приближало ее гибель куда быстрее, чем отказ выполнять планы Разумовского.
— А пока у меня есть другой план, — улыбнулась мне Нина. — Я сейчас поднимаюсь к себе в номер, а ты через некоторое время за мной. Дверь я оставлю открытой.
Она поднялась и направилась к лестнице, не обернувшись. Я еще посидел какое-то время за столиком в надежде, что Нежинская все же одумается и вернется. Но время шло, и я понял, что эта надежда тщетна. Что ж, по крайней мере я попытался. Хоть и не
Едва я вышел из гостиницы, как увидел Коробейникова, бегущего в мою сторону. Он был чрезвычайно взволнован и даже слегка испуган будто бы.
— Яков Платоныч! — произнес он, с трудом переводя дыхание. — Срочное дело!
— А Вы как меня нашли? — спросил я его.
— А Вы в это время кофе пьете в гостинице, — ответил он удивленно.
В самом деле? Я даже внимания не обращал в суматохе жизни, что у меня привычки имеются. А он вот, поди ж ты, заметил. Молодец!
— Убили кого-то? — спросил я, видя, что Антон Андреич расстроен до чрезвычайности.
— Вроде бы, — ответил он, не отводя от меня взгляда и явно не решаясь выговорить принесенную новость.
— Что значит, вроде бы? — спросил я, начиная уже беспокоиться.
— Анна Викторовна сообщила, — с несчастным лицом сказал Коробейников, не зная, очевидно, как я отреагирую на сведения из мира духов. Но меня интересовало совершенно другое:
— А где Вы ее видели?
— Она там на улице побиралась, — ответил мой помощник.
— Что значит — побиралась? — не понял я.
— Нищенствовала.
— Зачем? — спросил я, тревожась все больше.
— Маскарад-с, — пояснил Коробейников. — Она сказала, что к ней подходил Сыч.
Кажется, моя тревога более чем обоснована. Анна Викторовна, не желая видеть меня, не могла прийти в управление, но, узнав от духов об очередном убийстве, не могла оставить его без внимания. И занялась собственным расследованием, разумеется. Господи, помоги мне! В городе убивают нищих, а она выбрала такой маскарад. И ведь она не послушает меня теперь, даже говорить со мной не станет. Что же делать? А Коробейников как всегда ей потакает, будто и не понимает вовсе, что подобное поведение опасно!
— Антон Андреич, а как Вы могли Анну Викторовну одну оставить на улице? — спросил я, закипая. — Нужно было ее домой отвезти!
— Надо было, — расстроенно ответил он. — Но легко сказать: «Отвези домой». Вы будто Анну Викторовну не знаете!
— Возвращайтесь к ней, — велел я Коробейникову. — И если Анны Викторовны там нет, найдите мне этого Сыча.
— Я его из-под земли достану, — ответил мой помощник с готовностью.
— Вы кого хотите достанете, — ответил я ему с сердитой усмешкой.
Черт, как же все не вовремя сегодня! Я увел бы ее с улицы сам, если бы не наша ссора. Меня бы она, возможно, послушалась. Но не сейчас. Сейчас, если я попробую диктовать Анне Викторовне, как поступать, она лишь сделает все мне наперекор, и будет только хуже. Остается надеяться, что Коробейников, к которому Анна относится с теплом, сможет все же ее уговорить. Ну, или проследит хотя бы, чтобы с ней ничего не случилось. Но это означает, что пока он оберегает Анну, вся текущая работа по убийствам достанется мне, а ее немало. Кстати, об убийствах. Как я понял, их количество снова увеличилось. И опять нищие? Нет, все-таки что-то здесь не так, должны эти убийства быть связаны между собой.