Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Да, — протянул Трегубов задумчиво, все еще не в силах уйти от мыслей о незаслуженном везении Ребушинского, — процент солидный…
— Что? — переспросил Коробейников.
— Ничего! — строго осадил его полицмейстер и, обратившись ко мне, добавил: — Вы объясните Вашему орлу, чтоб он был порасторопнее во время наружного наблюдения и не упускал преступника в самый критический момент.
— Исправлюсь, Ваше Высокоблагородие, — вытянулся в струнку Антон Андреич.
На этом начальство покинуло наш кабинет, позволив нам наконец расслабиться. Нас ждала работа, и было ее немало.
Два
Я знал, что он не обманывает меня. Но мне требовалось своими глазами убедиться в том, что Анна здорова. И увидеть ее. И поговорить. Нам давно требовалось поговорить уже.
С некоторым опасением я отправился к дому Мироновых, ожидая, что меня снова не пустят на порог. Но, на мое счастье, ни матушки, ни тетушки Анны Викторовны дома не было. Как, впрочем, и ее самой. Петр Иванович, встретивший меня на крыльце, рассказал, что Анна хотела сходить на кладбище, видимо, о чем-то с духами поговорить. Он был слегка пьян, как всегда, и настроен весьма легкомысленно. А вот мне сделалось тревожно. Я так и не понял, отчего она плакала тогда, но было ясно, что это как-то связано с духом, которого она видела в подвале. Не собирается ли она снова вызвать его?
Анну я увидел, едва войдя в ворота кладбища. И сразу понял, что дело плохо. Она явно плакала, а от нее в сторону ворот шел отец Федор с суровым лицом и фанатичным огнем в глазах. Все было понятно без слов. Я взглянул на него так, что взгляд его из фанатичного стал испуганным. Обогнув меня по дуге он прошел в ворота, а я торопливо спустился по ступеням к Анне Викторовне.
Она плакала, и в глазах ее было отчаяние. Я осторожно взял ее руку, одетую в белую пушистую рукавичку.
— Я буду гореть в аду, — дрожащим голосом произнесла Анна, сжимая мою руку.
— Вы что такое говорите? — спросил я ее возмущенно.
Вот догоню сейчас этого святошу и… Но сперва я должен ее успокоить.
— Это так! — плакала Анна Викторовна. — Так суждено! Я ничего не могу изменить.
— Да не слушайте Вы никого! — сказал я ей убежденно. — Никто не знает своего приговора.
— Вы так думаете? — спросила она жалобно.
Я кивнул. Только бы она поверила мне. Мне, а не этому фанатичному попу, обуянному гордыней. На меня он, небось, не нападает, боится!
— Вы меня опять спасли, я Вам очень благодарна, — сказала Анна Викторовна, борясь со слезами. — Но мне сказали сейчас, что дар мой, он не от Бога.
— Оставьте, — попытался я вновь ее утешить. — Мало ли кто что болтает.
— Это батюшка сказал, — ответила она.
— Вы ни в чем не виноваты, — сказал я ей, глядя прямо в глаза, вкладывая в свои слова всю силу своего убеждения.
— Я не виновата! — покачала головой Анна. — Я не виновата, но я никому не нужна!
— Не правда это, — ответил я, чувствуя, как дрогнул мой голос.
Не могу больше. Я расскажу ей все. Все, что она захочет узнать. И скажу наконец, что она мне нужна как воздух, что я люблю ее больше жизни.
— Вы молоды, и у Вас все впереди, — начал я, пытаясь найти те единственные слова, которые смогут убедить ее.
Но как всегда бывало со мной в таких случаях, все слова разлетелись из головы. А те, что я произнес, явно не подходили. Голубые глаза вновь наполнились слезами. Я снова ничего не смог объяснить, лишь больнее обидел ее. Я понял, что почти повторил то, что сказал когда-то. Вот только смысл был уже иной. Но договорить мне Анна Викторовна не дала. Она видела лишь, что я снова отталкиваю ее, а я не знал, как это исправить. И рука в белой пушистой варежке выскользнула из моей руки.
— Все, — тихо сказала Анна, борясь со слезами. — Пожалуйста, оставьте меня. Вы меня измучили! Я больше не могу. И не ходите за мной!
— Анна Викторовна, я… — рванулся я к ней.
— Не надо, пожалуйста! — сказала она со слезами в голосе. — Оставьте меня навсегда, прошу!
Она уходила по заснеженной тропинке быстро и не оборачиваясь. А мне оставалось лишь смотреть ей вслед. И понимать, что вот теперь я и в самом деле ее потерял. У меня было сотни моментов и возможностей, чтобы рассказать ей о своей любви, но каждый раз я находил поводы этого не делать. А на самом деле просто боялся. Безумно боялся потерять ее в случае, если она откажет мне. Я готов был любить ее безмолвно, просто быть рядом, лишь бы иметь возможность видеть, говорить с нею.
И вот теперь, в тот момент, когда ей на самом деле необходимы были и моя любовь, и мое тепло, я просто не смог подобрать слов.
И потерял ее. Навсегда.
А навсегда — это очень долго, если ты должен жить.
====== Двадцать шестая новелла. Адепты. ======
Прошла всего пара недель с того дня, как я расстался с Анной Викторовной на кладбище. И ни минуты мне не выдалось с тех пор, чтобы толком осмыслить случившееся. Волна насилия, захлестнувшая наш городок, продолжалась, преступления следовали одно за другим. И я работал день и ночь, ожидая лишь, когда же закончится это сумасшествие. Некогда было анализировать, думать, подводить итоги. Некогда было переживать и тосковать. Нужно было работать изо всех сил.
К тому же, мои филеры докладывали, что Нина Аркадьевна все плотнее общается с мистером Брауном, бывая у него едва ли не каждый день. Я разрывался между работой следователя и контролем ситуации с полигоном, и это заставляло меня торопиться еще сильнее. Отложенный выстрел висел над моей головой дамокловым мечом, и я понимал, что Разумовский намеренно приберегает эту возможность избавиться от меня до той поры, когда я буду представлять для него реальную угрозу.
В свете этого наше расставание с Анной Викторовной, ее решение забыть обо мне казалось мне совершенно уместным. Мне вряд ли удастся выжить в этой мясорубке, называемой шпионскими играми. И лучше будет, если Анна станет меня ненавидеть. Тогда, по крайней мере, она не почувствует горя, когда я умру. Это решение я уже принимал однажды и не смог его выполнить. Что ж, так случилось, что судьба дала мне еще один шанс поступить правильно. И не следует его упускать.