Яков. Воспоминания
Шрифт:
Кстати, если уж говорить что-либо, это мой последний шанс, и другого уже не будет. Не стоит все-таки откладывать дольше. В конце концов, я могу духом и не стать. Я должен наконец сказать ей, что думаю и чувствую. И я хочу это сказать.
— А я думаю… — начал я.
Но договорить мне не дали. Дверь внезапно содрогнулась от удара, и я всем телом налег на шкаф, стараясь не позволить ее открыть. Вот теперь времени и в самом деле не осталось.
— Я хотел сказать, что я счастлив, — сказал я, не сводя с нее глаз и продолжая удерживать содрогающийся под ударами
— Это никакой не конец, — взволнованно ответила Анна Викторовна.
Долго шкаф не устоит. А Коробейников не успеет. И я даже не смогу дотянуться, чтобы поцеловать ее на прощанье.
— Простите меня, я идиот! — сказал я торопливо. — Столько времени провести рядом с Вами и так бездарно все растерять!
— Неужели надо было попасть сюда, чтобы наконец это от Вас услышать! — со слезами на глазах ответила Анна.
Господи, она на самом деле так сказала? Я не ослышался?
В коридоре раздался выстрел. Тот, кто пытался открыть дверь, видимо, решил пробить себе дорогу таким способом. Я шарахнулся к стене, увлекая Анну Викторовну в безопасное место. Пулю шкаф не удержит. Еще выстрел, но мы уже в безопасности. Но без моей поддержки шкаф и минуты не устоит.
— Если мне не удастся выбраться отсюда, — торопливо сказал я Анне, стремясь завершить еще одно неоконченное мое дело, — знайте, что Элис жива. Она прячется у доктора Милца.
Выстрелов больше не было. Но и дверь никто не пытался открыть. Похоже, убийца пошел за помощью, дав нам несколько лишних минут. Все было сказано, и мы молча смотрели друг другу в глаза.
И вдруг дверь сотряс один мощный удар, и она распахнулась. Шкаф, не выдержав такого напора, упал. Я напрягся, пытаясь хоть как-то закрыть Анну собой.
Но тут в клубах пыли на пороге появился Коробейников с револьвером в руках. А за ним городовые.
— Ни с места! — прокричал он, обводя взглядом подвал, пытаясь разглядеть что-то в поднятых клубах пыли.
Мне хотелось смеяться. Живы! Он успел, и мы будем жить.
— Яков Платоныч! — бросился к нам Антон Андреич. — Анна Викторовна!
— А где Магистр? — спросил я его.
— Я не знаю, — ответил мой помощник. — Там никого нет, только два трупа.
— Руки развяжите, — попросил я его, поворачиваясь.
Пока Коробейников возился с затянутыми узлами, я велел городовым:
— Здесь был еще один человек. Ищите его, не дайте ему уйти.
Ребята развернулись и шустро бросились на поиски Магистра. Надеюсь, найдут. А нет, так я сам его разыщу уж точно.
— Вы не ранены? — спросил Антон Андреич, справившись, наконец-то с узлами. — Что здесь произошло?
Я повернулся к Анне, взял ее руки в свои, растирая следы от веревок. Кровь постепенно возвращалась в руки, ощущения были не из приятных, но она терпела молча, как всегда.
— Битва с Люцифером, — ответил я Коробейникову, не отводя взгляда от Анны Викторовны.
Она взглянула мне в глаза. А потом вдруг обняла нас, сразу обоих. Я обнял ее, прижал к себе, зарываясь лицом в волосы. И почувствовал, как легла на мое плечо
Так мы и стояли какое-то время обнявшись. Мы были вместе. И мы были живы. Пока еще все живы.
====== Двадцать седьмая новелла. Князь. ======
Коробейников отыскал пальто и платок Анны Викторовны в комнате, где происходил ритуал. Моя одежда нашлась там, где я и оставил ее, у входной двери. Вот только швейцара там не оказалось. Видно, очухался и удрал вместе со всеми. Жаль, нужно было бить сильнее.
Я выдал вернувшимся городовым, так и не поймавшим Магистра, задания и попросил Антона Андреича за всем присмотреть. Сам же я решил, что провожу Анну Викторовну и отправлюсь домой. Удар по голове был окончательной каплей, сил не осталось вовсе.
Мы с Анной медленно шли к ее дому. Идти было совсем недалеко, а спешить не хотелось. Я наслаждался морозным воздухом, разогнавшим головную боль, а также невыразимым ощущением радости от того, что я жив. Мы живы. И рядом со мной идет самая замечательная девушка на свете, которой я наконец-то осмелился сказать о своей любви. И она не оттолкнула меня, она даже сказала… Господи, неужели мне это не послышалось? Неужели она на самом деле была рада услышать то, что я сказал ей? В этот момент моих эйфорических размышлений Анна Викторовна вдруг остановилась, хотя до ворот было еще метров сто, и повернулась ко мне.
— Яков Платоныч, — сказала она робко, — простите меня, пожалуйста. Я снова Вас подвела.
— А я Вас не спас, — улыбнулся я ей, пытаясь шуткой снять напряжение. — Сегодня все лавры достались Коробейникову.
— Вы чуть не погибли там из-за меня! — сказала Анна Викторовна со слезами. — Если бы я согласилась поехать с Вами, этого бы не случилось.
М-да, мои шутки по-прежнему не пользуются успехом. Вот уж меньше всего я хотел, чтобы она расстраивалась сейчас, а тем более плакала. Довольно уже с нее слез.
— Не думайте об этом, — сказал я как можно убедительней. — Все хорошо. И будет еще лучше, я обещаю.
— Правда? — спросила Анна Викторовна, пристально глядя мне в глаза. — Яков Платоныч, — сказала она вдруг взволнованно, но очень серьезно и решительно, — а что Вы имели в виду, там, в подвале, когда сказали…
Она вдруг смутилась, потупилась, недоговорив, и я с удивлением понял, что ей тоже страшно, что она растеряна и не уверена не меньше меня. Бог ты мой, да я не просто идиот, а идиот фундаментальный. Почему я решил, что Анна знает о моих чувствах, если молчал о них?
— Анна Викторовна, — сказал я, осторожно беря ее руку в пушистой варежке.
Анна подняла на меня глаза, полные страха и надежды.
— Вы не ошиблись, — тихо сказал я ей, нежно заправляя под платок непослушный локон.
Страх исчез из ее глаз, затопленный солнечной радостью. А в следующее мгновение самая лучшая девушка на свете прижалась к моей груди, позволив себя обнять.
Мы еще долго стояли вот так, обнимая друг друга на пустой зимней улице. Просто молча стояли, привыкая к тому, что теперь все стало иначе.