Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Я подойду поближе, — сказал я филеру. — Мне нужно увидеть девушку своими глазами. В доме собака есть? — поинтересовался я на всякий случай.
— Никак нет, — ответил он.
Я подошел к дому. На мгновение мне захотелось просто войти в дверь, не прячась. Доктор Милц был мне другом, а шпионить за друзьями — что может быть отвратительней? Но все же я решил посмотреть сперва. Возможно, это вовсе не Элис. И тогда, раскрыв свою слежку, я уж точно обижу Александра Францевича смертельно.
Ступая осторожно, чтобы хрустящий снег не выдал меня, я заглянул в окно. Милц и Потапов сидели у стола,
Я задумался. Сейчас я мог войти в дом и добиться правды от его обитателей. А вот нужна ли мне в данный момент эта правда? Элис в безопасности и явно в порядке. И ее уж точно не удерживают силой. Если я войду, я должен буду либо вернуть ее в дом Разумовского, либо… Либо стать формальным соучастником ее похищения. Возвращать Элис к князю я не собирался, ни из рабочих соображений, ни из общечеловеческих. Но официально она недееспособна, а Разумовский ее опекун. Он имел бы право забрать ее силой, если бы знал, где искать.
Нет, пусть все пока остается так, как есть. Доктор и фельдшер успешно прятали и защищали Элис несколько месяцев. И они справятся с этим и теперь, пока все не разрешится. А конец истории уже близок. Ну, а если я останусь в живых, то всяко успею с этим разобраться позже.
В управлении меня ждала удивительно мирная и одновременно чрезвычайно пугающая картина. Анна Викторовна, придерживая на коленях снятую шубку, сидела на стуле, прикрыв глаза. Лицо ее было спокойным и безмятежным, и можно было бы залюбоваться, если бы не вставал с пугающий ясностью перед моими глазами вчерашний день, когда я увидел ее, полубессознательную, на этом же самом стуле. Что ж они, идиоты, в кабинет-то ее не проводили? А если ей худо станет? Я с осторожностью тронул ее за плечо, страшась испугать, если она и вправду спит:
— Анна Викторовна…
— Я Вас заждалась, — не открывая глаз ответила Анна с нежной улыбкой.
Я заглянул ей в лицо. Она открыла глаза наконец и улыбнулась мне светло и радостно. Что-то было отчаянно не так с нею, но я не мог понять, что именно.
— Пойдемте ко мне в кабинет, — сказал я ей, бережно поднимая ее со стула.
Анна не противилась и послушно пошла за мной, забыв на стуле сумочку. Зашла в кабинет, прошлась по нему, оглядываясь, будто была здесь впервые, и устроилась на стуле у чайного столика, как вчера. Улыбка ни на минуту не покидала ее лицо, а все ее поведение дышало бесконечным спокойствием. Может, это я уже вижу то, чего нет? Возможно, с ней все в порядке, а я просто перепугался вчера и не спал сутки, вот мне и чудится теперь Бог знает что?
Я вгляделся в ее лицо. Анна Викторовна ответила мне светлым, безмятежным взглядом, в котором не было ни боли, ни горя. Только нежность и радость от нашей встречи. Не о том ли для нее я мечтал? Так почему же меня так пугает то, что я вижу?
— Как странно, — сказала она. — Я сегодня вышла из дому на улицу и поняла, что мне совершенно некуда идти. Ну, кроме полицейского участка.
— Какая-то Вы странная сегодня, — сказал я ей. — Просветленная, что ли?
Анна Викторовна
— Вы вспомнили, что было с Вами вчера? — спросил я ее.
— Нет, — покачала она головой, — я помню все обрывками. Помню дом какой-то, кладбище. И Вас помню, — добавила она, улыбнувшись. — У меня до сих пор эйфория какая-то.
И в самом деле, обрывками. У меня вчерашнее наше общение желания улыбаться точно не вызывает. А уж эйфории тем более. Она была похожа сейчас на человека, подвергшегося воздействию каких-то препаратов. А вчера и вовсе была не в себе. Что же произошло с нею в том доме?
— Может, Вас чем-то опоили? — спросил я ее.
— Нет, — ответила Анна Викторовна, — я думаю, что это, скорее всего, был гипноз. И если я этого человека еще раз увидела, я бы наверняка его узнала. А вот сейчас описать не могу.
В гипнозе я не разбирался вовсе. Честно сказать, я и воспринимал-то его скорее как выдумку, как очередное шарлатанство, где-то наравне с гаданием и спиритизмом. И спиритизмом… М-да…
Возможно, ее и в самом деле загипнотизировали. Отсюда провалы в памяти и вчерашнее ее состояние. А сегодня она в порядке. Да, помнит не все, но ведь спокойна и рассуждает вполне здраво. Так что, вполне вероятно, это я уже не способен к здравым рассуждениям от усталости и беспокойства.
— А что за дом? — попытался расспросить я Анну подробнее. — Что за кладбище?
— Кладбище… — улыбнулась Анна Викторовна. — Я там, знаете, могилу раскапывала, а оттуда человек выскочил, живой.
Все, я уже ничего не понимаю. Вот это что сейчас она мне рассказывает? Сон? Бред? Явь?
— Вы вчера говорили, — напомнил я ей, — там были люди с факелами.
— Да-Да! С факелами! — обрадовалась Анна. — Там очень много было факелов. А потом этот из гроба выскочил.
— Вы уверены? — спросил я ее.
Уж слишком бредово это все звучало, особенно рассказанное вот так, с радостной, нежной улыбкой.
— В чем? — поинтересовалась Анна Викторовна.
— Ну, что это действительно было, — ответил я, страшась, как бы она не решила, что я вновь ей не верю. — Вам же так многое видится, может быть, Вам это приснилось.
— Как же Вы бываете непроницательны, — грустно вздохнула вдруг Анна Викторовна. — Неужели Вы не видите? В нашем городе происходят ужасные вещи. Какая-то банда убивает нищих. А я это видела.
— Пожалуй, я согласен, — сказал я ей. — Неизвестные с факелами. И другие свидетели тоже об этом говорят. Но…
— Серафим! — перебила она меня вдруг. — Он вчера и позвал меня на кладбище. Они и его тоже убили. Да… Серафим, продавец свистулек.
Будто глубоко погрузившись в какие-то мысли, Анна Викторовна взяла ложечку и стала бессмысленно постукивать ею о стакан — раз за разом, и еще, и еще…
Нет, все-таки это не мои страхи, она не в порядке вовсе. Под гипнозом, под наркотиками, как угодно, но только не в здравом рассудке. Я осторожно забрал у нее ложечку, а руку удержал в своих руках. Анна и не пыталась забрать у меня руку. Маленькая, почти детская ладошка лежала доверчиво, как будто именно здесь, в моих ладонях и было ей единственное место. А может быть, так и было на самом деле. Скоро все закончится. И если мне повезет остаться в живых, то…