Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Вот, пуля из штуцера, обнаружил здесь, — предъявил мне мой помощник предмет, из-за которого его чуть не пристрелили. — Я поскачу за фотоаппаратом, надо сделать пару снимков. Также захвачу инструменты для баллистической экспертизы.
— Побыстрее возвращайтесь, Антон Андреич, — сказал я ему.
— Хороший мальчик, — вздохнул Закревский, когда Коробейников вышел.
— Хороший, — согласился я с ним. — А Вам дурные нужны? Или задурманенные и способные убивать?
— Да что Вы можете понимать? — возмутился он, не слишком-то впрочем и сильно.
— Решили на старости лет поиграть с дьяволом? — спросил
Закревский снова тяжко вздохнул. Судя по всему, снабжать меня информацией об их культе он не желал. Что бы у него такого спросить, чтобы он ответил обязательно? Главное — добиться первого ответа, а дальше само пойдет. Попробуем по-другому:
— Зачем все эти бессмысленные убийства? Вы какую цель преследуете?
— Добро не побеждает, — снова вздохнул Закревский. — Всякому непредвзятому уму должно быть видно, что побеждает зло.
— Людоедская какая-то теория, — сказал я.
— Вам не понять, — усмехнулся Закревский. — Вот Ваша приятельница Миронова, пожалуй, поняла бы. Странно, что Вы не набрались у нее мистицизма. Видимо, это от вашей природной ограниченности.
— И как Вам удалось заставить молодых людей убивать с такой жестокостью?
— Гордыни у них много, — ответил он, — а ума нету вовсе. Стреляют плохо, сколь ни учи.
— Поэтому вы и страховали их из своего штуцера, — догадался я. — А, кстати, почему штуцер?
— Один выстрел, — ответил Закревский. — Либо ты, либо тебя, как на дуэли.
Ну да, та еще дуэль. С безоружным, беспомощным противником. Мерзавец.
— А что это у Вас за сбор намечается? — спросил я его, показывая полученный от пацаненка черный конверт.
Закревский взглянул на конверт, потом поднял на меня изумленный взгляд.
— Все! — сказал он с торжеством в голосе. — Теперь Вам их не остановить. Знаете почему?
Я посмотрел на него вопросительно. Закревский расхохотался, и в смехе его было слышно безумие.
— Да потому что она пришла уже! — ответил он, не прекращая смеяться.
Она? Господи, Анна! Он же о ней говорит!
Ах, я идиот распоследний! Поверил, что она пойдет домой, не проверил, не проводил. А они добрались до нее. Может, перехватили по дороге, а может, ждали у дома. И теперь она у них, снова. И один Бог ведает, что они смогут с нею сделать.
Обдумывать ситуацию было некогда. Быстро передав городовому для Коробейникова, где меня искать, я чуть не бегом выскочил из тира, подхватил из-под прилавка пресловутое облачение и пустился бегом в сторону Разъезжей. Вчера они что-то с ней сделали такое, что она едва не лишилась рассудка. Кто поручится за то, что в этот раз она на самом деле не сойдет с ума? А это ведь не единственная опасность. Кто их знает, этих поклонников Сатаны, какими мерзкими ритуалами они развлекаются? Воображение рисовало мне картинки одну страшнее другой, подгоняя, не давая остановиться ни на минуту.
Дверь пятого дома по Разъезжей оказалась заперта. В окнах был виден свет, но они были заколочены и занавешены: ни пробраться, ни посмотреть. С трудом переведя дыхание, я постучал в дверь. Мне открыл человек в таком же плаще, как и тот, что висел у меня на руке.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он, — что Вам угодно?
— Так я по приглашению, — сказал я ему, пытаясь для начала просто пройти
— Простите, но я Вас не знаю, — ответил он.
Судя по всему, все члены группировки знали друг друга в лицо. Учту.
— А что это ты, братец, так вырядился? — спросил я его.
— Проходите, сударь, — сказал он с угрозой в голосе, — а то неровен час…
— Из полиции я, — сделал я шаг вперед, не давая ему захлопнуть дверь. — Следователь Штольман.
— Что Вам угодно, господин Штольман? — снова сделался вежливым швейцар.
— Разыскиваю госпожу Миронову, — пояснил я ему.
— А здесь такой нет, — ответил он.
— Ну, как же? — продолжал я морочить ему голову. — Мне сказали, что она должна быть здесь.
— Это ошибка, — ответил швейцар. — Это закрытый клуб, вход женщинам воспрещен.
— Ну, я должен сам посмотреть, — сказал я, пытаясь пройти в дом мимо него.
— Нет, — остановил он меня, — вход только с бумагой от прокурора.
Ну, все, парень! Я пытался решить дело миром, но ты меня разозлил и не жалуйся теперь.
— Так она у меня есть, — ответил я, передавая ему плащ, чтобы освободить руки. — Вы подержите.
Он, не задумываясь, взял у меня плащ и трость, а я, воспользовавшись тем, что руки стали свободны, отправил его отдыхать одним хорошим ударом в челюсть. Подхватив отключившегося швейцара, чтобы он не наделал шуму своим падением, я втащил его в дом и прикрыл дверь. Теперь нужно было разыскать Анну Викторовну. Откуда-то доносились голоса и, кажется, звук аплодисментов. Я надел дурацкий маскарадный плащ, накинув капюшон на голову и надвинув его как можно глубже. Осторожно, стараясь не скрипеть старыми половицами, я пошел на голоса. Они говорили о чем-то, но я разобрал лишь, что упоминали какого-то Магистра. Вскоре передо мной открылся дверной проем, из которого был виден свет свечей. «Люцифер, прими нашу жертву!» — отчетливо донеслось до меня. Голос был уже только один, и доносился он из этой комнаты. Я заторопился по коридору, стараясь в то же время не споткнуться в темноте и не нашуметь прежде времени. Через проем двери стали видны люди в таких же плащах, как и у меня, выстроившиеся полукругом. Я тихо вошел и встал рядом с ними.
Посреди комнаты, перед людьми в плащах, стояло кресло, похожее на трон. На нем сидела Анна Викторовна. Судя по отсутствующему выражению на ее лице, она снова находилась под каким-то воздействием.
Рядом, у окна какой-то человек, тоже при плаще, укладывал на пол тело, кажется, уже мертвое. А за креслом, рядом с Анной, стоял, судя по всему, тот, кто руководил всем этим действом. Магистр. Он взирал на стоящих перед ним людей с видом превосходства и презрения. Да, этот здесь явно главный.
— Стрелок, — произнес Магистр, — Вы опоздали.
«Стрелок», надо думать, кличка Закревского. Очень ему подходит. Я никак не отреагировал на реплику, не спеша выдавать свое инкогнито. Тот, что был у окна над трупом, поднял чашу, стоявшую посреди комнаты, и встал перед Анной Викторовной.
— Стань нашей повелительницей! — сказал он ей взволнованно.
Магистр, по-прежнему стоя за креслом, наклонился к Анне и что-то прошептал ей. Будто пребывая во сне, она поднялась, сохраняя все то же неестественное спокойствие, и протянула руки к чаше, готовясь выпить предложенный напиток.