Яков. Воспоминания
Шрифт:
И тут наша беседа была прервана самым неожиданным образом. В коридоре послышался приближающийся шум, дверь в кабинет распахнулась, и на пороге, сопровождаемая Коробейниковым и дежурным городовым, явно пытающимися ее удержать, возникла рыдающая Аглая Львовна.
— Господин Штольман! — бросилась она ко мне. — Пропала моя девушка, Лиза! Это кошмар какой-то!
— Как пропала? — спросил я Аглаю Львовну.
— Не было ее дома, — пояснила Маман. — Нет ее вещей!
— И что?
— Ее кто-то выманил из дома, — проговорила Аглая Львовна со значением, — уверяю Вас!
— Допустим,
— Она никогда, никогда не ушла бы сама! — снова разрыдалась Аглая Львовна. — Боже мой, ее убили! Ее убили!
— Антон Андреич, — распорядился я, — дайте команду городовым, пусть отобьют телеграмму по всем станциям.
— Елизавета Тихоновна! — напомнила Коробейникову рыдающая Аглая Львовна. — Жолдина!
— Слушаюсь, — отреагировал растерянный всей этой суматохой Антон Андреевич.
— А вы, Аглая Львовна, — сказал я, вежливо выпроваживая из кабинета рыдающую Маман, — подождите, пожалуйста, в коридоре.
— Может, все-таки кто-то думает, — обратился я снова к Григорьеву, который во время появления Аглаи Львовны отошел к окну и отвернулся, — что Женя передала деньги Вам?
— Я не знаю, — не скрывая раздражения отозвался Григорьев. — Я не видел никаких денег. А вот отец я скверный. Недоглядел за ней опосля матери, и покатилась по наклонной.
— Ну, что ж, Вы свободны, господин Григорьев, — сказал я ему.
— Благодарю Вас, — он поднялся.
— Только советую смотреть по сторонам.
— Мне бояться нечего, — твердо заявил Григорьев, покидая кабинет. — Я человек честный.
Пусть идет. Все равно он сегодня больше ничего не расскажет. Надеюсь, его не убьют раньше, чем я придумаю, как его разговорить.
Утро я решил начать с того, чтобы посетить и задержать Жоржа. Разумеется, возиться с такой мразью радости мало, но я с удовольствием предвкушал, как размажу его по паркету. А уж если он еще и окажется искомым убийцей Жени Григорьевой, то и вовсе выйдет хорошо. Хотя моя интуиция подсказывала мне, что к убийству Жени Жорж вряд ли имеет отношение, там все намного сложнее. Но, как бы то ни было, с ним тоже нужно разобраться. Так что я, прихватив на всякий случай городового, отправился в модное ателье в приподнятом настроении. Которое немедленно улетучилось, стоило мне войти в помещение. Нет, Жорж был на месте, и по описанию, данному мне Пашей, я узнал его с первого взгляда. Вот только находился он в ателье не один. В креслах у окна сидела, удобно устроившись и листая модный журнал, Анна Викторовна Миронова.
Ни на минуту не возникло у меня предположение, что она здесь случайно. Я же предупреждал ее! Я ее просил! Я говорил ей, что этот маньяк-садист опасен! Но она все равно не слушает моих доводов. Все равно лезет на рожон! А если бы я не пришел сейчас? Кто бы гарантировал, что именно в этот момент ему не вздумается поразвлечься? И что бы он мог с ней сделать?!
От этих мыслей в глазах потемнело, перехватило дыхание. Я убью ее сам, точно. Прямо сегодня. Убью, выпорю, оттаскаю за уши. Чтоб на всю жизнь запомнила!
Но в данную минуту я не мог даже
— Добрый день, сударь-с! Чем могу служить? — изогнулся передо мной в поклоне Жорж.
— Вы портной? — на всякий случай уточнил я.
— Точно так-с, — угодливо улыбнулся он.
— Что делали третьего дня вечером с двенадцати до двух ночи? — спросил я, переходя сразу к делу. — Жорж, или как Вас там! Только не вздумайте от меня бежать!
Его улыбка сильно поблекла.
— Я прошу прощения, — отступил он на шаг испуганно, — какая-то ошибка-с! Меня зовут Христофор Захарович.
— Это в миру Вы Христофор, — сказал я, заглядывая на всякий случай в заднюю комнату. — А в фантазиях Ваших — Жорж. Не так ли?
— Прошу Вас! — горячо и испуганно зашептал он. — Не надо-с! При посторонних!
Ах, да! У меня же тут еще одно дело есть! Которое, пользуясь моей занятостью, сейчас пытается тихонечко улизнуть за дверь!
— А кто здесь посторонний? — спросил я во весь голос, обращаясь, скорее, к Анне Викторовне, чем к Жоржу. — Мы с мадемуазель давно за Вами наблюдаем.
Анна вздрогнула, но остановилась и пытаться тихонько покинуть ателье больше не пыталась. Жорж с изумлением взглянул на нее, потом на меня:
— Я прошу Вас! Поверьте-с! Я не убивал той девушки! Я вообще очень честный и законопослушный гражданин!
— В обычной жизни, — снова перебил я его. — А ночью Вы что вытворяете? Где инструменты?
— Какие инструменты-с? — состроил он неведение и сложил руки на груди, ясно мне показывая, где лежит искомое.
— Ваши инструменты, — жестко сказал я, — с которыми Вы в меблированные комнаты ходите.
И показал сопровождавшему меня городовому на карман. Тот подошел и достал сверток с инструментами.
— Вы арестованы, — бросил я Жоржу и добавил для городового: — В управление его.
— Нет-нет! — закричал Жорж. — Я не делал ничего противозаконного. Они сами за деньги соглашаются!
— Соглашаются?! — мое и так слишком долго сдерживаемое раздражение прорвалось наружу. — Соглашаются, чтоб их калечили и убивали?
И кивнул городовому:
— Уводите.
Городовой увел упирающегося Жоржа. Анна, бледная и очень серьезная, проводила его долгим взглядом. Я повернулся к ней. Испуг, который я пережил, и злость на нее за то, что снова не послушалась и поставила себя в опасную ситуацию, не давали мне успокоиться. И наконец-то я имел возможность дать выход своему негодованию.
— Анна Викторовна, — сказал я ей официальным тоном, — Вы тоже можете быть свободны. Наблюдение с этого господина снято.
Она повернулась ко мне, кипя от возмущения:
— Вы что себе позволяете?!
— Вы что, обиделись? — спросил я ее, не скрывая сарказма в голосе. — Отчего? Вы же в полиции уже почти служите!
— Вот еще! — она не знала, куда деваться от гнева.
— Помилуйте, — продолжил я, — я готов извиниться, если Вы находите что-то оскорбительное в службе в полиции.