Яков. Воспоминания
Шрифт:
— В полиции я ничего не нахожу! — выпалила она мне в лицо. — Но вы! Вы, Яков Платоныч! Шутите Вы слишком резко.
— Прошу прощения, — уточнил я, — а Вы что, здесь случайно оказались?
— Нет, не случайно! — с вызовом ответила Анна Викторовна. — У меня здесь свое дознание!
— Дознание! — рассмеялся я. — Ну вот видите!
И, чтобы сдержать свои эмоции, отвернулся от нее и начал осматривать ящики комода.
Анна помолчала немножко, то ли сердясь на меня, то ли пережидая мое дурное настроение. А потом заговорила
— Как же так? Такой приличный семейный человек! И вдруг какой-то Жорж! Вы уверены, что это он?
— Я пока ни в чем не уверен, — ответил я, не глядя на нее.
— А Лиза? — спросила Анна Викторовна. — Может, она знала, кто убийца? Или догадалась, кто убил? Потому испугалась — и в бега.
— Вы что, и это знаете? — удивился я.
— Знаю, — подтвердила она.
— Пока всякая версия свой резон имеет. — продолжил я. — Отец убиенной в городе объявился, и на него тоже покушались.
— В самом деле? — Анна явно удивлена. Надо же, хоть что-то про наше расследование ей неизвестно! — Где он становился?
— Анна Викторовна! — я резко развернулся к ней, готовый разразиться еще одним нравоучением о пользе осторожности и вреде безрассудства. Но мне не дали и слова сказать.
— Я хочу выразить ему свои соболезнования! — быстро прервала она меня. И улыбнувшись, добавила: — Я ж все равно узнаю.
Узнает. И очень-очень быстро. Просто зайдет в участок и спросит… да любого! И ей все расскажут. С ней, что ли, сходить? Не могу, времени нет. Да Бог с ней, пусть идет, раз так хочется. У меня просто нет ни аргументов, ни возможностей ее остановить. По крайней мере, буду знать, откуда начинать искать, если что.
— На постоялом дворе он остановился, — сердито сказал я, — возле ярмарки.
— Спасибо! — преувеличенно вежливо поблагодарила Анна. И у самой двери добавила: — Я к Вам еще зайду.
Я усмехнулся. Упрямое, неукротимое, непослушное создание! Одна головная боль мне с ней! Вечные треволнения. Но, честное слово, мне начинало казаться, что именно это и делает мою жизнь бесконечно интересной. Еще зайдет она, надо же! Что ж, Анна Викторовна, буду ждать с нетерпением.
И я поспешил в управление. Нужно было срочно допросить Жоржа.
Он сидел напротив меня и был мне настолько отвратителен со своей угодливой слащавой улыбочкой и нафабренными усиками, что я на всякий случай скрестил руки на груди. А этот слизняк, превращающийся в монстра по ночам, смотрел на меня и заискивающе улыбался:
— Вспомнил-с! В карты играл с приятелями, и пять человек подтвердить могут-с.
Снова мимо. Хотя я и не надеялся особо, что он окажется убийцей. Я бросил ему карандаш и лист бумаги:
— Пиши имена.
— Сию секунду-с, — он принялся карябать старательно. Прервался, взглянул на меня умоляюще:
— Только жене моей не говорите-с! Три дочки у меня!
— Я проверю.
Он дописал,
— А что со мной будет? Ну, я ведь не убивал? И не калечил! Так, припугнул только. Исключительно для остроты ощущений-с, если Вы понимаете меня как мужчина-с.
У меня от удерживания на лице спокойного выражения сейчас скулы судорогой сведет.
— А что ж к Григорьевой подкатывал? — спросил я, не разжимая зубов. — С Пашей уж не та острота ощущений была?
— Подкатывал, — со вздохом признал Жорж. — Ну, а чего не подкатывать-с? Публичный дом ведь-с! Но, знаете, с ней было не сговориться. Она такая своенравная была. Царствие ей Небесное!
И он размашисто перекрестился. Все. С меня довольно этого мерзавца.
— Дежурный! — позвал я. И добавил, глядя с улыбкой Жоржу прямо в глаза: — В камеру.
Он испугался и изумился настолько, что пошел за дежурным, не сопротивляясь даже.
Он не виноват в смерти Жени. И я не могу его привлечь за издевательства над девушками. Но есть и иные способы. Я сам выбирал камеру, где он будет сидеть, пока я проверяю его алиби. И сам предупредил тамошних постояльцев. Когда он выйдет отсюда, он будет научен хорошему отношению к дамам, я уверен. На всю жизнь урок запомнит.
Чуть позже я вводил в курс дела Ивана Кузьмича, который пожелал узнать, как продвигается наше расследование:
— Я не думаю, что Жорж убийца. Не похож он на умалишенного. Алиби пока проверяем.
— А управляющий Яковлева, Белецкий, — поинтересовался Иван Кузьмич, — какое к делу касательство имеет?
Теперь понятно, отчего Иван Кузьмич вдруг заинтересовался рядовым делом следственного отдела. Прослышал, видно, что я навещал Белецкого. И теперь боится, как бы его непокорный сыщик не задел, не дай Бог, сильных мира сего.
— Был постоянным клиентом убитой, — ответил я, слегка понизив голос, — но пока полной ясности нет.
Иван Кузьмич отвел меня в сторону:
— Так Вы уж с Яковлевым и правой рукой его извольте, пожалуйста, поделикатнее. Человек в городе мало сказать, что видный. Я лично знаком. Супруга и все семейство милейшие. Грех и беспокоить.
— Вот даже как? — с трудом сдерживаясь, уточнил я.
— Я на Вас полагаюсь, — заверил меня Иван Кузьмич. — А маньяк это или не маньяк, Вы мне его хоть из-под земли достаньте.
И он удалился в свой кабинет. А я остался переводить дыхание и гасить гнев. Что-то сегодня все как сговорились испытывать мою выдержку.
Не успел я толком успокоиться, как в кабинет вбежал радостный Коробейников:
— Жолдину Елизавету по Вашему приказанию сняли с поезда! — доложил он.
Ну хоть что-то сделано так, как должно.
— Где она?
— В столе приводов, — доложил Антон Андреич. — Занимаемся оформлением.
— Жива-здорова? — я предполагал, что Лиза сбежала сама, но все-таки несколько беспокоился.