Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Да я вообще не знал, что Дунька брюхатая! — говорил мне он. — Да и не от меня это. Я когда уходил, она еще живая была.
Да я и сам видел, что вряд ли он наш убийца. По голове дать ему сил хватило бы, конечно. А вот всю остальную композицию создать, да чтобы на рассказ баронессы похоже было, это ему явно не по разуму.
— А почему нож твой в крови? — спросил я его.
– Так он на конюшне валялся! — объяснил Мишка. — Кто угодно мог его взять.
— Сказку о кровавой графине от баронессы слышал? — на всякий случай поинтересовался
Ответ меня удивил.
— А то! Раза три слыхал, — подтвердил конюх. И пояснил: — Да не в себе она. Рассказывает кому ни попадя.
Это было что-то новенькое. Я-то думал, что сказку о графине Батори слышали только те, кто был на званом вечере. Да еще это известие о том, что баронесса может быть и умалишенная! Раньше я ее не подозревал. Но если она и вправду душевнобольная, все может быть иначе.
В поместье Молостовых мы застали панику и суматоху. Дарья Павловна металась по двору в расстегнутом полушубке, отдавая приказания слугам. Я подошел ближе, она заметила меня, кинулась с радостью навстречу:
— Яков Платоныч! Хорошо, что Вы здесь! Я уж думала за Вами посылать!
— Что случилось, Дарья Павловна? — спросил я.
— Катерина пропала! — развела она руками. — Нет нигде! Экипаж не закладывала. Говорят, видели, вышла со двора в домашнем платье.
Похоже, слухи о душевном нездоровье баронессы подтверждались. Я велел Молостовой запереть до времени где-нибудь Мишку, а сам послал со слугой записку в управление, чтобы мне прислали городовых для организации поисков. Нужно торопиться! Мороз на улице преизрядный, и если баронесса и вправду ушла неодетой, то может серьезно пострадать.
Сам же я пошел в дом. Может быть, Каролина знает, куда могла отправиться ее мать.
Едва я поднялся на второй этаж, как меня окликнул знакомый голос:
— Яков Платоныч! — мне навстречу выбежала взволнованная Анна Викторовна. — Здесь какая-то чертовщина твориться. Баронесса пропала.
— Я знаю, — ответил я ей. — За нарядом полиции я уже послал.
— Но это не все! — подняла на меня Анна совершенно перепуганные глаза. — Там в ванной… Там кровь! Целое ведро! Нужно Дарью Павловну позвать.
Ничего себе новости! Отодвинув Анну, я заглянул в ванную комнату. И в самом деле там стояло ведро с кровью. И красные брызги на фарфоре. Что ж, действительно, никто лучше Дарьи Молостовой не объяснит, что за странности творятся в ее доме.
Попросив Анну Викторовну оставаться на месте, я пригласил Дарью Павловну подняться со мной на второй этаж. Услышав мой вопрос про кровь в ведре, она и отпираться не стала, только расплакалась:
— Забрала я это ведро. Да, виновата! — говорила она сквозь слезы. — Но Вы в мое положение-то войдите! Там гости должны были уже вот-вот! Ну вот они уже, на пороге были!
— А я в эту конюшню пошла, — продолжала она, комкая в руках платочек. — Да я, когда увидела весь этот ужас… Господи, бедная девочка! Я ничего другого тут придумать не могла! Ведро это схватила
— Куда дели кровь? — спросил я Молостову.
— Я вылила ее! — и она снова заплакала. — Простите! Простите меня, пожалуйста! Я испугалась!
— Это как суд решит, — ответил я ей. — Сокрытие улик это называется.
— А это что здесь? — я кивнул на ведро с красной жидкостью и красные потеки на ванной.
Дарья Павловна даже плакать перестала, поняв мое подозрение. Сунула руку в ведро, поднесла к моему лицу. От красной жидкости пахнуло травами и ягодами. Кровью не пахло вовсе.
— Сок клюквенный, — пояснила Молостова. — Это я себе настойки готовлю, для ванн. Малину еще добавляю, шиповник. А Вы что, думали, я ванны, что ли, принимаю здесь кровяные?
И она горько усмехнулась. Мы с Анной Викторовной переглянулись. Похоже, смущены мы с ней были одинаково.
Позже мы сидели вчетвером за столом. Дарья Павловна, уже успокоившаяся, поила нас чаем. Выяснилось, что Анне указала на клюквенный сок в ванне Каролина, принявшая его за кровь, и теперь она пыталась передо мной извиниться за то, что невольно ввела меня в заблуждение.
— Простите меня, господин Штольман, — говорила она мне. — В нашей сумасшедшей семейке я самая безумная. Это я подумала, что в бане кровь. Я волнуюсь за маму.
Я не сердился на Анну и Каролину, поднявших панику. Даже Дарья Павловна не обижалась на них. Страшноватая история про Кровавую графиню и последовавшее за ней жестокое убийство сделали нас всех болезненно подозрительными. Нервы были напряжены даже у меня. Что уж взять со впечатлительных барышень.
В этот момент дверь у меня за спиной отворилась, и все три дамы вскрикнули в ужасе. Я повернулся и сам чуть не вздрогнул. Зрелище, представшее перед нами, было шокирующим: Екатерина Павловна, баронесса фон Ромфель, в окровавленном платье, с перемазанными кровью лицом и руками. На лице баронессы блуждала совершенно сумасшедшая улыбка. Смотрела она только на свои руки в крови. И, кажется, зрелище это приводило ее в восторг.
Все загомонили, забегали, усаживая баронессу, наперебой спрашивая ее, где она была.
— На бойне она у меня была, — ответил Сила Фролов, который и привел баронессу домой. — Видать, пешком пришла, а путь-то не близкий!
— Екатерина Павловна, что Вы там делали? — спросил я баронессу.
Но она только смеялась, разглядывая свои окровавленные ладони.
— Ходила там, смотрела, как мои забойщики скотину режут, — ответил мне вместо баронессы Фролов. — Как кровь по желобам течет.
Екатерина продолжала хохотать совершенно безумным смехом. Мне сделалось жутко. Она была абсолютно невменяема. И если баронесса в самом деле убила Дуню, то даже предположить невозможно, что придет в ее больной рассудок в следующий раз. Предугадать действия сумасшедшей невозможно.