Янки при дворе короля Артура

Твен Марк

Итакъ, мы стояли въ темнот и при мертвой тишин смотрли на отдаленное зарево; кром того, слышался какой-то отдаленный шумъ, раздававшійся и затмъ слова утихавшій; мы никакъ не могли разобрать, что это такое. Иногда этотъ таинственный шумъ увеличивался и намъ казалось, что онъ недалеко отъ насъ; но лишь только мы надялись отгадать его причину и происхожденіе, какъ онъ тотчасъ прекращался, унося съ собою и свою тайну. Мы спустились съ холма по тому же направленію, откуда, какъ намъ казалось, раздавался этотъ странный шумъ; дорога извивалась между двумя высокими, лсистыми валами. Мы прошли около полумили и этотъ шумъ или журчаніе становилось все внятне и внятне, а приближающаяся гроза бушевала все боле и боле; время отъ времени дулъ небольшой втеръ, сверкала отдаленная молнія и грохоталъ отдаленный глухой громъ. Я шелъ впереди… Но вотъ мн что-то показалось

странное, я пошелъ скоре; въ эту минуту сверкнула молнія и на разстояніи какого-нибудь фута отъ моего лица было страшное лицо повсившагося на дерев человка. Да, оно казалось только обезображеннымъ, но вовсе не было такимъ. Это только такъ казалось. Но вотъ раздался оглушительный грохотъ грома и полилъ сильный дождь. Но, какъ бы то ни было, мы должны были снять этого человка, быть можетъ, еще въ немъ остались признаки жизни. Опять заблистала молнія, такъ что все озарилось вокругъ; было поперемнно то полдень, то полночь. Одно мгновеніе этотъ человкъ вислъ предо мною озаренный яркимъ свтомъ, другое — онъ снова погружался въ густой мракъ. Я сказалъ королю, что слдуетъ снять его, но Артуръ не соглашался,

— Если онъ повсился самъ, то, вроятно, самъ хотлъ оставить свое имущество лорду; поэтому его и слдуетъ такъ оставить. Если же его повсили другіе, то они имли на это право, такъ и мы его оставимъ.

— Но…

— Оставьте меня съ этимъ "но", пусть онъ тутъ виситъ. Тутъ еще есть и другая причина. Когда снова блеснетъ молнія, то посмотрите впередъ.

Я увидлъ еще двоихъ повшенныхъ на разстояніи какихъ нибудь пятидесяти ярдовъ.

— Теперь вовсе не такая погода, чтобы оказывать безполезныя любезности мертвецамъ. Пойдемте, нечего здсь медлить.

Король былъ совершенно правъ и мы двинулись дальше. Пока мы шли слдующую милю, то насчитали при блеск молніи шестерыхъ повешенныхъ и это было крайне непріятная экскурсія. Но отдаленное журчаніе, слышанное нами издали, превратилось въ шумъ голосовъ. Мимо насъ проскользнулъ въ темнот какой-то быстро бжавшій человкъ, другіе гнались за нимъ. Но скоро они исчезли. Тутъ дорога длала крутой поворотъ и мы увидли пожаръ. Горлъ большой господскій домъ, отъ котораго уже почти ничего не осталось, а если что и осталось, то очень мало: со всхъ сторонъ бжали люди, а другіе за ними въ догонку. Я предостерегъ короля; это было не безопасное мсто для чужестранцевъ. Намъ лучше всего было уйти отсюда, пока обстоятельства не примутъ боле лучшій оборотъ. Мы отошли назадъ и спрятались въ углу лса. Изъ того укромнаго уголка, гд мы стояли, видно было, какъ толпа гналась за бжавшими мужчинами и женщинами; такая погоня продолжалась до самаго разсвта. Наконецъ, пожаръ былъ потушенъ, погоня прекратилась, гроза утихла и снова водворилась тишина.

Мы прошли поскоре мимо и хотя очень устали и хотли спать, но намъ пришлось пройти нсколько миль, пока мы нашли такое мсто, гд могли бы имть пристанище. Мы попросили ночлега въ хижин угольщика и нашли тамъ, что нужно. Женщина еще не спала, а мужчина крпко спалъ на солом, постланной на полу. Женщина, какъ будто сначала не довряла намъ, но я сказалъ, что мы путешественники, сбились съ пути и пробродили всю ночь въ лсу. Она стала нсколько разговорчиве и спросила насъ, слыщали-ли мы объ ужасномъ происшествіи въ замк Аббласоуръ.

Да, мы объ этомъ слышали, но единственно, чего мы теперь желали это отдыха и сна. Но тутъ король вмшался въ разговоръ: — Продай намъ твой домъ на сегодняшнюю ночь и уходи сама; мы опасные люди, такъ какъ идемъ отъ такихъ людей, которые умерли отъ заразной болзни.

Это было хорошо съ его стороны, но вовсе не нужно. У этой націи часто встрчались рябыя лица. Я замтилъ, что какъ женщина, такъ и мужчина, были обезображены оспою. Посл предложенія короля она привтствовала насъ самымъ радушнымъ образомъ; оно произвело на нее сильное впечатлніе и она боле не чувствовала къ намъ никакого страха; конечно, это былъ исключительный случай въ ея жизни, что человкъ, такъ скромно одтый, какъ былъ одтъ король, вдругъ предлагаетъ ей купить у нея домъ для того только, чтобы провести въ ней ночь. Она возымла къ намъ глубокое уваженіе и употребила вс свои усилія, чтобы намъ было какъ можно удобне.

Мы проспали до самаго полудня и когда встали, то почувствовали сильный голодъ, но что могъ предложить намъ обитатель хижины? У него было такъ мало разнообразія въ пищ, и еще мене ея количества. Весь нашъ завтракъ состоялъ изъ лука, соли и чернаго національнаго хлба, который пекутъ изъ лошадинаго корма. Женщина разсказала

намъ о вчерашнемъ происшествіи. Въ десять или въ одиннадцать часовъ вечера, когда вс уже легли спать, господскій домъ вдругъ былъ объятъ пламенемъ со всхъ сторонъ. Со стороны деревни сбжалась масса народа спасать людей; вся семья была вн опасности за исключеніемъ самого владльца. Онъ не являлся. Вс были крайне раздражены этимъ; а два молодыхъ поселянина пожертвовали своею жизнью, разыскивая въ горящемъ дом эту важную особу. Но немного спустя онъ былъ найденъ — но что отъ него осталось — одинъ только трупъ. Этотъ трупъ былъ найденъ въ рощ на разстояніи трехъ сотъ ярдовъ отъ замка и найденъ связаннымъ, избитымъ, изувченнымъ.

Кто могъ это сдлать? Подозрніе пало на одну бдную семью, жившую по сосдству, и съ которой, въ послднее время, баронъ поступилъ очень жестоко; конечно, подозрніе распространилось и на ихъ родственниковъ и друзей. Одного подозрнія было достаточно; ливрейные слуги лорда тотчасъ объявили походъ противъ этихъ людей и послднихъ привлекли къ генеральному общинному суду. Угольщикъ всю ночь провелъ на пожар, дйствуя вмст съ толпою, и явился домой незадолго до разсвта. Онъ теперь опять ушелъ узнать, какое ршеніе постановилъ судъ. Его сообщенія были ужасны. Восемнадцать человкъ было повшено или зарзано; два поселянина и тринадцать заключенныхъ погибли въ огн.

— А сколько было всего заключенныхъ?

— Тринадцать.

— Слдовательно, вс они погибли?

— Да, вс.

— Но вдь народъ собрался во время, чтобы снасти семью: какимъ образомъ могло выйти, что не спасли ни одного изъ заключенныхъ?

Угольщикъ посмотрлъ съ большимъ удивленіемъ и сказалъ:

— Разв кто станетъ въ это время отпирать подземелья? Быть можетъ, нкоторые изъ заключенныхъ и убжали.

— Вы полагаете, что ихъ никто не отпиралъ?

— Никто не подходилъ близко ккъ подземельямъ, чтобы ихъ запирать или отпирать, именно потому, что болты слишкомъ крпки; конечно, слдовало бы поставить стражу, такъ что если бы кто разломалъ оковы и вздумалъ бы бжать, то его можно было поймать, но не поймали и одного.

— А между тмъ, трое убжали, — сказалъ король, и я прошу васъ заявить объ этомъ суду, чтобы ихъ розыскали, такъ какъ они убили барона и подожгли домъ.

Я такъ и думалъ, что онъ непремнно это скажетъ. Угольщикъ и его жена выказали самый живой интересъ къ этимъ новостямъ и горли нетерпніемъ скоре сообщить объ этомъ; затмъ ихъ лица приняли совершенно иное выраженіе и они стали разспрашивать объ этомъ дл; я отвчалъ самъ на вс вопросы и наблюдалъ, какое впечатлніе производили на нихъ мои отвты; они также выразили не малый интересъ къ этому длу, но когда узнали, изъ какой семьи были эти заключенные, то это нсколько измнило атмосферу; хотя наши хозяева выражали такое же любопытство относительно этого событія, какъ и прежде, но желаніе сообщить объ этомъ суду было только наружное, но не дйствительное. Король не замтилъ этой перемны, и я былъ очень радъ этому. Я разсказывалъ о мельчайшихъ подробностяхъ минувшей ночи и замтилъ, что эти люди совершенно отказались дать этому длу дальнйшій ходъ. Прискорбно было смотрть въ этомъ дл на то, съ какою алчностью вся эта угнетенная община подняла руки на людей своего сословія въ защиту притснителя цлой общины. Эти мужъ и жена чувствовали, что въ ссор, происшедшей между лицомъ изъ ихъ сословія и ихъ лордомъ, слдуетъ принять сторону послдняго, не разбирая сущности дла и не обращая вниманія на своихъ собратьевъ. Этотъ угольщикъ помогалъ вшать своихъ сосдей только по одному подозрнію безъ всякихъ очевидныхъ доказательствъ; но ни онъ, ни его жена не видли въ этомъ ничего ужаснаго.

Это было крайне прискорбно для человка съ мечтами о республик. Такое положеніе вещей напоминало мн о томъ времени тринадцать вковъ спустя, когда "бдные блые" нашего юга, которые постоянно подвергались презрнію и даже оскорбленіямъ со стороны окружныхъ рабовладльцевъ, потому что въ сред этихъ "бдныхъ блыхъ" было много рабовъ, — готовы были стать на сторону этихъ самыхъ рабовладльцевъ въ политическихъ движеніяхъ и жертвовать своею жизнью, когда дло дошло до вопроса объ уничтоженіи рабства, т. е. такого учрежденія, которое ихъ унижало и позорило. Въ душ же эти "бдные блые" ненавидли рабовладльцевъ и, вроятно, чувствовали свой позоръ. Но ихъ чувства не выплывали наружу; при иныхъ обстоятельствахъ они, конечно, и обнаружились бы, но пока и этого было достаточно; это доказываетъ, что человкъ въ глубин своей души всегда остается человкомъ, но только его чувства не всегда проявляются въ вншней форм.