Ярче тысячи солнц. Трепетное, удивительное, чудесное в мистической поэзии баулов
Шрифт:
К этому моменту лопнуло терпение у судьи, и он воскликнул:
– Ну конечно, вы, кто же еще? Почему, по-вашему, вы в суде?
– Для того, чтобы помочь правосудию*, – сказал свидетель.
– Кого? Меня? – взорвался судья Дунн.
Если ты веришь, что все одно и то же, все будет одно и то же – «Кто? Я?» – и тебе будет скучно. Повторение убьет тебя. Чтобы быть чутким и живым, человеку нужно что-то, что не повторяется. Новое, постоянно изменяющееся делает вас живыми, поддерживает в вас жизнь, поддерживает в вас бдительность.
Видели ли вы, как собака может спокойно лежать на месте? Например, перед ней лежит камень; ей нет до него никакого дела. А если камень начнет шевелиться… Привяжите
Перемены дают вам движение, но если перемен слишком много, вы можете лишиться корней. Настолько же, насколько полное отсутствие перемен действует отупляюще, постоянные перемены лишают вас корней.
Это происходит на Западе; люди меняют все. Статистики говорят, что в Америке человек меняет работу в среднем раз в три года. Люди меняют работу, меняют города, меняют супругов, пытаются изменить все – каждый год меняют машину, меняют дом – все ценности изменились.
В Англии делают «роллс-ройсы». Идея в том, чтобы они служили вечно – по крайней мере, всю жизнь человека. В Америке делают отличные машины, но долговечность не их сильная сторона – какой американец будет всю жизнь ездить на одной и той же машине? Хорошо, если ее хватит на год! Когда американец покупает машину, он не заботится о стабильности; он ищет возможность обмена. Англичанин по-прежнему хочет стабильности, и если машина будет долговечной, он купит ее и будет ездить на ней всю жизнь. Он очень консервативен. Он никогда не разведется – даже с машиной. Если жениться – значит, жениться. Англичане моногамны – даже с машинами. Они очень основательные люди. Американец живет в мире перемен – для него все меняется, – но американец теряет корни.
Я всегда удивлялся: в моем старом городке, куда я иногда приезжаю, все остается прежним. Тот же кули встречает меня на вокзале – потому что он единственный кули на весь город; и та же самая тонга, та же самая дорога; и я видел, что по ней ходят те же самые люди. Все почти стоит на месте. Изредка кто-то умирает, изредка кто-то рождается; в остальном же все остается прежним. И даже когда люди умирают, на их месте оказываются их сыновья, и они все почти одинаковые. Ничто не меняется. Дома остаются прежними, слухи остаются прежними. Кажется, время не существует.
Я всегда удивлялся, возвращаясь в свой родной город. Это было первым, что бросалось мне в глаза: в этом городе время не существует. Все кажется вечно одним, одним и тем же. Но там у людей есть корни. От этого они тупеют, но у них есть глубокие корни. Им очень удобно, и они счастливы. Они не отчуждены друг от друга. Они не чувствуют себя чужими. Как они могут чувствовать себя чужими? – все так знакомо. Когда они родились, было то же самое; когда они умрут, будет то же самое. Все абсолютно неподвижно. Как вы можете быть чужим? Весь город живет как большая семья.
В Америке все наоборот, все без корней. Никто не знает, чему он принадлежит, откуда он родом. Утрачено даже самое чувство принадлежности. Если кого-то спросить: «Откуда ты родом?» – он только пожмет плечами; потому что он был во многих городах, во многих университетах, у него было много знакомых, много коллег. Он даже не может сказать с уверенностью, кто он такой, – потому что тождественность стала очень шаткой, расплывчатой. В каком-то смысле это хорошо, потому что человек остается живым и разбуженным; но корней нет.
Насколько я понимаю, обе точки
Потом в Америке случилось что-то новое, и это распространяется по всему миру, потому что Америка – будущее мира. Все, что происходит там, рано или поздно начинает происходить везде. Америка задает направление. Там люди очень живые, но они лишены корней, и они не знают, откуда они родом. Но они почувствовали потребность, в них возникло глубокое желание принадлежности – быть где-то укорененным, в чем-то, в ком-то; кем-то владеть или кому-то принадлежать, иметь что-то долговечное, что-то стабильное, что-то похожее на центр. Потому что люди в Америке движутся как колесо, без всякого отдыха. А это огромный стресс: постоянные перемены, непрерывные перемены. И перемены ускоряются с каждым днем, становятся все быстрее и быстрее. Теперь говорят, что нельзя писать большие книги, потому что к тому времени, как вы закончите вашу большую книгу, она уже устареет. Знание меняется так быстро, что востребованы лишь небольшие буклеты. Они успевают дойти до людей – прежде чем знание изменится, они дойдут до людей. Иначе, прежде чем достичь рынка, книги уже станут устаревшими и превратятся в бесполезный хлам.
Все пребывает в состоянии перемен, беспорядка и хаоса, и человек испытывает огромный стресс, огромное напряжение и дискомфорт. В обоих случаях есть свои плюсы и минусы.
В моем понимании, в моем видении, между двумя этими ориентациями необходим синтез. Человек должен сознавать и старое, и новое одновременно: старое – потому что все прошлое присутствует в моменте настоящего; новое – потому что все будущее потенциально присутствует в моменте настоящего. Настоящий момент есть кульминация всего прошлого и начало всего будущего. В этом моменте скрыто все случившееся и также все, что случится в будущем. Каждый момент – прошлое и будущее вместе, пересечение прошлого и будущего. Что-то ново, что-то старо, и если вы можете сознавать то и другое одновременно, у вас будут и свежесть, новизна и корни. Вы будете расслабленны, без всякого стресса. И вы не будете тупеть, вы будете очень сознательны и бдительны.
Я слышал…
Однажды госпожа Мак-Магон впала в буйство. Она перебила в доме всю посуду и превратила свою сияющую чистотой кухню в груду руин. Прибыла полиция, и госпожу Мак-Магон увезли в городскую психиатрическую лечебницу. Главный врач послал за ее мужем.
– Знаете ли вы какую-нибудь причину, – спросил он, – из-за которой ваша жена могла внезапно сойти с ума?
– Я так же удивлен, как и вы! – ответил господин Мак-Магон. – Представить не могу, что это на нее нашло. Она всегда была такой тихой, работящей женщиной. Да что там – за все двадцать лет она даже не выходила из кухни!
Так человек сходит с ума. Это так же закономерно, как дважды два – четыре. Если двадцать лет человек не выходит из своей кухни, он сойдет с ума. Но и от противоположного тоже можно сойти с ума. Если вы двадцать лет не были дома, если вы живете как бродяга, всегда гонитесь и никогда не догоняете, все время куда-то идете и никогда не приходите; если вы живете по-цыгански и у вас нигде нет дома, – от этого вы тоже начнете сходить с ума.
То и другое, доведенное до крайности, опасно. Но вместе они делают жизнь очень богатой. Все полярности делают жизнь богатой: инь и ян, мужчина и женщина, темнота и свет, бог и дьявол, святой и грешник. Все полярности, сведенные вместе, делают жизнь богатой. Иначе жизнь становится очень монотонной. Не выбирайте монотонную жизнь. Станьте богаче.