Юрий Долгорукий

Седугин Василий Иванович

Обстановка в корне изменилась, и Юрий решил начать наступление, чтобы нанести окончательное поражение Изяславу и покончить с ним. Войска двинулись на запад. Вместе с ним шли его сыновья – Ростислав, Андрей‚ Борис и Мстислав, у каждого из них – свой полк. Юрий никогда не считал себя умелым полководцем и отдавал общее руководство своими вооруженными силами кому-то из своих сподвижников: раньше это был Георгий Симонович, потом сын Симоновича, Иван, а вот теперь все большее влияние приобретал Андрей, его третий сын. Невысокий, поджарый, со скуластым половецким лицом и раскосыми глазами, он своим внимательным и хитроватым взглядом

все видел, все замечал, был выдержан и храбр до безумия. Вот кто сменит Ивана Симоновича, вот кому он, Юрий, передаст скоро войско, а может быть, и великое княжение!

Войска вошли в Галичину, остановились возле города Муравицы. Когда пала темнота, вдруг впереди послышался какой-то шум, он нарастал, начались крики, перемежаемые топотом сотен копыт лошадей.

– Что случилось? Почему такая суматоха? – спрашивали воины друг друга.

Наконец кто-то выкрикнул истошно:

– Половцы бегут! Скоро Изяслав будет! Спасайтесь кто может!

К Андрею подскакали братья. Тот сидел на коне и вглядывался в темноту.

– Андрей! – резко остановив своего коня, выкрикнул Ростислав. – Спасться надо! Говорят, половцев сбил Изяслав, он сейчас будет здесь. Тогда нам не убежать!

– Поднимай свой полк, брат! – поддержал его Борис. – Мы еще успеем выйти из-под удара!

Андрей переложил повод уздечки из руки в руку, ответил сквозь зубы:

– Не вижу воинов противника. А появятся, встречу как подобает.

– Как знаешь! – прокричал Борис, заворачивая коня. – А мы скачем к отцу, он даст приказ на отступление!

Андрей ничего не ответил, и братья ускакали прочь.

Постепенно стало все успокаиваться, воины возвращались к своим местам. И тут выяснилось, что никаких войск неприятеля нет, что кто-то поднял ложную тревогу, началась паника, первыми побежали половцы, а за ними и другие. Все сокрушенно качали головами и уважительно отзывались об Андрее, проявившем удивительную выдержку.

Первыми к Луцку, основной опоре Изяслава, подошли полки Юрия. 8 февраля 1150 года они завязали бой с войском противника, выступившим из города. Бой протекал вяло, обе стороны засыпали друг друга стрелами да кое-где происходили сшибки конных групп.

И в это время появились дружины сыновей Юрия. Первым шел Андрей. Он тотчас увидел выгодное положение своих войск: они оказались напротив незащищенного крыла противника! Самое время ударить! Ударить первому, а братья поймут и поддержат! И Андрей, не раздумывая, поскакал вперед, увлекая за собой воинов.

Защитники крепости, увидев новые силы врага, бросились к воротам крепости. Началась давка. И тут в гущу неприятельских войск врезался Андрей. Но он оказался только с двумя дружинниками. Поняв это, часть воинов Изяслава напали на них, завязалась горячая схватка. В Андрея и его товарищей со стены летели стрелы, копья и камни. Князь и его соратники образовав круг, вертелись среди вражеских воинов, отбивая удары. Конь под Андреем был ранен двумя копьями, третье воткнулось в переднюю луку седла. Он увидел, как свалился наземь один из его дружинников. «Кажется, конец», – мельком подумал он, уклоняясь от сверкнувшего перед лицом меча и почувствовав как сзади в латы ударило что-то тяжелое. И вдруг краем глаза заметил, что на мгновение вражеские воины расступились – как видно, случайно, в суматохе сшибки – и между ними образовалось свободное пространство, и Андрей, крикнув напарнику: «3а мной!» –

устремился в этот просвет.

Конь, вынеся его из сражения, пал, Андрей еле успел соскочить. У него текли слезы, когда его спаситель умирал у его ног, в последний раз в конвульсиях ударяя ногой в иссушенную солнцем землю… Андрей повелел похоронить коня на высоком берегу Стыри.

Братья не поддержали удара Андрея, который мог завершиться разгромом противника. Они пришли к нему в палатку, но ему не хотелось говорить с ними. Он лежал, уткнувшись в шелковую ткань палатки, и плакал от боли и обиды.

– Понимаешь, брат, – говорил Ростислав извиняющимся голосом, – мы не смогли распознать, где твои войска, а где силы противника. Надо было тебе свой стяг поднять, как же ты не догадался?

«Они же меня еще и виноватым считают! – сдерживая себя от копившегося крика возмущения, думал Андрей. – Где же голова у вас была? Неужели самим нельзя было догадаться, что выдался тот редкий случай, когда неприятеля можно было сломить одним ударом?..» Но что поделаешь, если его братья не были наделены теми полководческими способностями, которыми обладал он, Андрей?

Осада Луцка затягивалась. Изяслав с войском пытался прорваться к городу, но путь ему преградил Владимирко. И тогда он запросил мира. Для посредничества в переговорах обратился к Галицкому князю: «Уведи мя в любовь к дяде моему и своему свату Дюргеви. Яз в всем виноват перед Богом и перед ним».

Юрий не хотел заключать мира. Он предчувствовал, что Изяслав, опираясь на соседние страны, попытается вернуть Киев. Но полная победа Юрия не устраивала Владимирко: тот всегда был против влияния великого князя на Волынщине. К тому же лучане проявляли исключительную стойкость и не сдавались, а идти на приступ мощной крепости, значило погубить тысячи русов; Юрий же был всегда против кровопролития: на его гербе, изображавшем льва, готового к стремительному прыжку, внизу помешался лук с наложенной стрелой, направленной в землю – это знак мира. Ему он следовал всю свою жизнь.

Спустя три недели после установления осады был заключен мир. По его условиям Киев оставался за Юрием, а Владимир-Волынский – за Изяславом.

Вернувшись в Киев Юрий пригласил князей на соколиную охоту. Погода стояла неустойчивая, дул сильный ветер, по небу неслись низкие рваные облака, но дождя не было. Юрий и Святослав Ольгович скакали рядом, недалеко от них – сокольничие, в радостном предвкушении охоты, стелясь над землей, неслись быстроногие собаки.

Остановились возле небольшого болота на краю леса. Святослав загляделся на сокола-сапсана, сидевшего на рукавице сокольничего. Спина сокола была аспидно-серого цвета, а крылья отливали глянцево-черным оттенком; хищная птица наблюдала за ним злобными глазами из-под своих огромных полуопущенных век. Когда он протянул к ней руку, она хищно взъерошила перья.

– По-прежнему холостякуешь? – спросил его Юрий.

Святослав поджал губы – разговор неприятный, – сухо ответил:

– Приходится.

В небе не было видно ни одной птицы, если не считать жаворонка, зависшего у них над головой.

– А вернулась бы – простил? – Юрий пытливо посмотрел в лицо князя.

Тот, не отводя взгляда от мглистой степной дали, произнес:

– Лишь бы вернулась…

Потом, после долгого молчания, спросил:

– А как ты с новой женой?

– Трое сыновей народилось.