За последним вздохом
Шрифт:
Но дружинники уже косились на них. Получат приказ арестовать его, и без драки не обойдется.
— Тассариан будет расстроен твой идиотской смертью, — Кольтира поставил Лериссу на землю и попробовал переубедить.
— Я за него волнуюсь, и он побеспокоится, не облезет! — отрезала заботливая сестричка, выпячивая подбородок и потирая бок, которым ударилась о наплечник.
— Да тебя же просто пытаются использовать!
— Не зуди. И вообще, — Лерисса угрожающе качнула луком, едва не ткнув им Кольтире в лицо. — Я тебе уступила и перестала расследовать убийство Хмуроровов. Твоя очередь уступать!
—
Он позвал Тумана и начал накачивать силой руну, создающую холод вокруг. Люди дружно сунули руки в карманы и отошли на несколько шагов. Трава покрылась инеем. Надежда ойкнула и выпустила из рук чан, мгновенно остывший на морозе. А вы как думали? Всадник Льда умел быть не самым приятным парнем, если его разозлить.
Выступали наутро. Лерисса и отправленные с ними десять бойцов старались держаться от Кольтиры подальше. Исходящий от него холод был не просто неуютным, а опасным: можно заболеть или повредить мышцы при движении.
То ли Кольтире послышалось, то ли и вправду Камнегрив, которому он нахамил при встрече, тихо бросил ему в спину «Отморозок ушастый». Тассариан говорил, что гилнеасцы и Седьмой Легион прозвали Кольтиру Ушастым Отморозком. Выходит, Камнегрив все-таки узнал его и сопоставил рыцаря смерти Сильваны с консультантом по Плети, служившим оркам? Или… Не мог же Тассариан ему все рассказать?
Тассариан-то? Мог. Собственно, Кольтира даже не удивился бы, если б узнал, что именно Тассариан предложил Камнегриву перевербовать его в Альянс.
Показалось или нет, но на всякий случай разумнее будет не показывать своих ледяных умений. Тем более, что для целей Кольтиры больше подходила темная магия: некромантия и чары Нечестивости, искаженного Света. Не особый он в них умелец, но против гноллов навыков хватит.
Поганища, действующего на живых устрашающе, у Кольтиры не было. Пришлось импровизировать на ходу. Первого из встреченных гноллов он притянул к себе Хваткой Смерти. Убил его Жнецом Душ еще в воздухе, не позволив дружинникам прицелиться. И сразу же начал ритуал поднятия вурдалака, игнорируя увещевания Лериссы: «Торелий рассердится».
О, всего лишь один вурдалак — это такая мелочь по сравнению с тем, что Кольтира намеревался устроить. Если бы Торелий увидел это, у него случился бы разрыв его синего дренейского сердца — или какого оно у них цвета?
Кольтира создал себе трех вурдалаков и натравил их на оставшихся бойцов. Они чувствовали волю создателя и не бросались на дружинников. Но люди услышали лишь короткое «Убить», и потому кидались от них прочь, подставляя спины под удары гнолльских дубин. Жалкие трусливые идиоты.
Обычно в сражении против толпы Кольтире помогала Ледяная Коса, рассекающая все и вся в определенном секторе. Однако сейчас он использовал Удар Разложения и Удар Плети, создающие уродливые гнойные язвы на теле и прорывающие их. С виду такая смерть напоминала действие Чумы Плети, и, судя по раздавшимся за спиной возгласам, навевала кому-то неприятные воспоминания.
Кольтира довольно оскалился, услышав молитвы Свету и вопли ужаса. Как там говорил Повелитель? «ПИРУЙТЕ, ДЕТИ МОИ». Сейчас Кольтира пировал битвой. Он ощущал себя тем самым монстром, созданным Артасом, и эта мысль не вызывала отвращения.
При помощи чутья Кольтира следил, чтобы враги не подобрались к Лериссе, но больше никак не взаимодействовал с остальными бойцами. А те не лезли ему под руку, опасаясь тоже стать жертвой. Он чувствовал, что они боятся его. Закончит с гноллами и займется ими? Все может быть. В другой раз будут думать, как принуждать его!
Он — чудовище, смерть, машина для убийств. И больше не будет орудием чьей-либо воли. Только своей собственной!
Повсюду была кровь. Отсеченные конечности и неестественно быстро разлагающиеся, гниющие трупы. Искаженные мукой звериные морды, вой и скулеж. Гноллы не владели кузнечным делом и не носили доспехов — только трофейные, фрагментарные. Клинок проникал в живые тела, не встречая сопротивления. Кольтира мог бы буквально распотрошить их, просто повернув широкое лезвие. Но легкая, быстрая смерть — это неинтересно. Он не добивал раненых, позволяя им биться в агонии, скрести когтистыми лапами землю. Восхитительное зрелище.
Он пробовал допрашивать гноллов, но в глухом рычании с трудом различал слова всеобщего. Поэтому мучил их просто так. Ну, и для устрашения.
Кровавый Туман разделял его жестокое и мрачное развлечение. Бил копытами, кусал врагов, сминал их своим огромным, укрытым броней телом. Вожак гноллов достался ему, не Кольтире — но какие претензии между напарниками?
На броне Тумана болтались черепа убитых им врагов. Для всех не нашлось бы места, но по одному представителю каждой расы — самое то для коллекции. Сосредоточившись, Кольтира создал омерзительные на вид чары: Смерть и Разложение. Земля на десяток шагов от него начала гнить, пузыриться, как Чума в котле. Труп вождя за минуту превратился в скелет, и отделить от него череп теперь было нетрудно. Подвесив Туману на броню его трофей, Кольтира обыскал останки вождя.
Как и следовало предполагать, в сумке нашелся сложенный вчетверо лист бумаги с каракулями. Язык был не всеобщим — может, гнолльский, хотя Кольтира сомневался, что у этих дикарей есть письменность. Лист он отдал дружиннику, назначенному командиром группы. Тот шарахнулся от него, но, перебарывая отвращение, взял закованными в латы пальцами листок. Те магические аналоги Чумы, которые использовал Кольтира, не были заразны, но живой об этом не знал. Надо же, какой ответственный.
Кольтира упокоил вурдалаков и обернулся к Лериссе. Ее руки крепко стискивали рукоять лука, но колчан был почти полон. Что, зрелище настоящей битвы оказалось не по нраву?
— Что-то не так? — Кольтира насмешливо и зло оскалился ей в лицо, для чего пришлось наклониться. — Что-то ты побледнела.
Лерисса отпрянула и шумно втянула в себя воздух. Походило на всхлип. Неподалеку Туман громко хрупнул суставом еще живого, но покрытого язвами гнолла — тот хрипел, не в силах уже выть. Туману, как и всем Коням Смерти, которых знал Кольтира, нравилось поедать добычу заживо: в ней было больше энергии.
Лерисса, прекрасно знавшая, чем питается нежить, да и сама большая любительница отбивных и стейков, стрелой понеслась к кустам.