Залив Полумесяца
Шрифт:
Он осторожно поддел раму пальцем, и что-то со звоном выпало из-под нее на выложенный мрамором пол. Наклонившись, мужчина ухмыльнулся и подобрал маленький ключ, который поспешил вставить в замочную скважину.
Отворив двери, он оказался в хорошо знакомой опочивальне в европейском стиле, где провел столько пьяных ночей в объятиях служанок Джордано. Красный бархат и алый шелк, кое-где позолота и во всем – изысканная простота. На столике у окна, который прежде всегда пустовал, блестели какие-то пузырьки, склянки, баночки с разноцветным содержимым, а рядом – открытый толстый фолиант. Кругом горели свечи, видимо, с добавлением
Приблизившись к ложу, шехзаде Осман ищущим взглядом огляделся, как вдруг из темноты у него за спиной раздался тот самый голос, который снова пробудил в нем мужские страсти.
– Добро пожаловать, шехзаде.
Мужчина тут же обернулся, как почуявший добычу хищник.
Арабелла словно сошла с того своего портрета. На ней было еще более откровенное нижнее платье —бордовое, как кровь или вино, на тонких бретельках, и сквозь тончайший шелк вырисовывались формы ее полной груди и бедер. Темно-рыжие волосы густо струились по одному плечу, оголяя второе, матово блестящее в свете свечей. И она улыбалась томно, призывно, но как бы с издевкой, прекрасно зная, что желанна.
Всего миг шехзаде Осман с тяжелой и жадной страстью в темных глазах смотрел на нее. А после сорвался с места и грубо схватил женщину в охапку под ее звонкий смех. Прокладывая себе путь к кровати, в каком-то животном безумии он на ходу целовал ее, куда придется, и чувствовал, как его опьяняют ее ответные жалящие поцелуи.
Дворец санджак-бея в Амасье.
Несмотря на поздний час, кровать Десен была заправлена, а ее самой в комнате все еще не было. Впрочем, это не вызывало удивления ее соседки Гюльбахар. Но вызывало жгучую зависть. Наверно, снова пошла в покои к шехзаде. Фаворитка уже готовилась ко сну: переоделась в сорочку, распустила и как следует расчесала свои длинные темные волосы, расправила свою постель. Но, почувствовав необходимость, она по нужде вышла из комнаты и, стараясь не шуметь, прошла по уже спящему гарему.
– Ты куда это, хатун? – заметила ее проходящая мимо ташлыка калфа, когда Гюльбахар вышла из него в коридор.
– В туалет.
– Поспеши. Не броди ночью по дворцу.
Кивнув, лишь бы она отвязалась, Гюльбахар все же решила побыстрее покончить со своим делом, поскольку вокруг было пугающе пустынно и темно. Лишь дрожащий свет факелов, редко встречающихся на ее пути, разбавлял окутавший дворец мрак.
Она как раз возвращалась обратно в ташлык, когда, выходя из-за угла, увидела скрывшуюся в одном из коридоров Десен, которую нельзя было не узнать в силу ее яркой внешности. С нею была Рахиль-калфа, что еще больше насторожило Гюльбахар. Какие у них могут быть дела посреди ночи?
Любопытство, как и желание помешать возвышению Десен в гареме, раскрыв ее темные дела, пересилило страх. Гюльбахар опасливо направилась тем же коридором и вскоре обнаружила их под одним из факелов. Они говорили весьма приглушенно, но в ночной тишине Гюльбахар смогла разобрать их слова.
– Госпожа весть прислала, – и без того малопривлекательная и невзрачная Рахиль-калфа выглядела зловеще в такой ситуации. – Она довольна, что ты смогла сблизиться с шехзаде, но велела нам быть очень осторожными и просчитывать каждый шаг. И еще госпожа отвергла наше предложение использовать
– Что? – с возмущением отозвалась Десен. – И, как, по-твоему, мне с ним покончить, чтобы не вызвать подозрений в убийстве?
Гюльбахар пораженно распахнула глаза, приникшая к стене и укрытая темнотой. Так что же получается, Десен – шпионка? Подослана какой-то госпожой, чтобы убить шехзаде?! После краткой волны ужаса Гюльбахар почувствовала злорадство и удовлетворение. Что же, теперь она без труда раздавит эту невыносимо самодовольную Десен. Ее казнят, едва их заговор откроется!
– Пока не знаю, но мы должны что-то придумать прежде, чем у госпожи кончится терпение. Если не хотим, чтобы избавились уже от нас.
Побоявшись подслушивать дольше, Гюльбахар решила незаметно уйти и стала медленно отступать назад. Но, как назло, наступила на подол своей сорочки, треск которой был подобен выстрелу из пушки в такой-то тишине.
Рахиль-калфа и Десен, как напуганные лани, резко повернули головы в ее сторону с одинаково встревоженными лицами.
Гюльбахар медлила всего лишь миг, понимая, что попалась, а после, уже не таясь, испуганно бросилась прочь по коридору. В темноте она плохо ориентировалась во дворце и все никак не могла понять, куда бежит. Когда же кончится этот коридор?! Неужели он был столь же длинен, когда она кралась по нему недавно в противоположную сторону?
Девушка услышала, что ее стремительно настигает топот чьих-то ног, и хотела было закричать, позвать на помощь, но в этот самый момент сзади на нее кто-то напрыгнул и одновременно зажал рот ладонью.
Под чужим весом Гюльбахар рухнула на мраморный пол и приглушенно простонала в чью-то руку. Из нее вышибло весь дух от силы удара, отчего она даже не могла вдохнуть. Тот, кто ее повалил на пол, пах удушливо-сладким жасминовым маслом, которым пользовалась… Десен. Одной рукой обхватив ее под грудью, а другой зажимая рот, та заставила Гюльбахар подняться на ноги и недобро прошептала на ухо:
– Вот ты и попалась.
Гюльбахар отчаянно замычала в ее ладонь и задергалась, как ужаленная, в попытках освободиться – страх колотил ее изнутри, призывая бежать со всех ног. Но Десен была рослой и крупной девушкой, и она оказалась сильнее, крепко сжимая ее в своих «объятиях».
Послышались еще чьи-то шаги, и вскоре Гюльбахар услышала тихий, но холодный голос Рахиль-калфы, от слов которой ее охватил уже не страх, а самый настоящий ужас:
– В прачечную ее. Она отсюда ближе всего. И пусть не визжит, если не хочет, чтобы я прямо тут вспорола ей живот.
Угроза столь суровой женщины, да еще брошенная таким голосом, подействовала. Гюльбахар покорно переставляла ватные ноги и боялась издать хотя бы звук, хотя и понимала краем сознания, что сама же идет в ловушку.
Она надеялась, что ее просто припугнут и отпустят, если она поклянется, что никогда и никому не расскажет о том, что слышала.
Но надежды ее пошли крахом, когда Десен втолкнула ее в прачечную на мешки с грязным бельем, а Рахиль-калфа с мрачным видом заперла двери на засов, отрезая путь отступления. Гюльбахар боязливо заерзала на мешке, во все глаза смотря на них, подошедших к ней с такими взглядами, которые свойственны не женщинам, а хищникам, на охоте загнавшим в ловушку свою добычу. И теперь они словно бы решали, что будут с нею делать: оставят на потом или же насладятся ею прямо сейчас.